Оборотная сторона бессмертия (СИ)

— Я уже несколько месяцев пытаюсь получить разрешение на свидание с Драко Малфоем, — совершенно спокойно произнес он, чувствуя, как от волнения холодеют пальцы.

Лишь на мгновение ему показалось, что во взгляде Кингсли мелькнуло удивление. Министр внимательно смотрел на него, явно что-то просчитывая и делая выводы.

— Извини за интимный вопрос, — наконец, произнес Шеклболт. — Ты не похож на человека, месяцами бьющегося головой об стену ради встречи со школьным товарищем. Вы друзья или… Что-то большее?

— Я люблю его, — без обиняков ответил Блейз.

Взгляд Шеклболта на мгновение метнулся в сторону. Блейз все же смутил его. Нет, Кингсли давно был прекрасно осведомлен об ориентации сына своей любовницы. В семье Забини об этом всегда говорилось открыто, и не делалось из этого особой трагедии. В свое время Блейз пообещал матери, что обязательно однажды сделает над собой усилие и подарит ей внука, и женщина закрыла эту тему для обсуждения, разумно считая, что это «однажды» вполне может подождать лет десять, а значит, не стоит и начинать терзать единственного и горячо любимого сына постоянным нытьем о необходимости продолжения древнего чистокровного рода магов. Шеклболт все это знал, но столь откровенное и простое признание все равно на секунду выбило его из колеи. Однако навыки мракоборца быстро вернули ему прежнее самообладание, и разум трезво начал обрабатывать полученную информацию.

Прежде всего, эротический контекст отношений мальчишек нес в себе огромную долю риска, учитывая специфику места, где находился младший Малфой. А подвергать опасности кого-то из детей, тем более сына любимой женщины и парня, о котором так печется в последнее время Поттер, Шеклболту совсем не хотелось. Кроме того, спланированная Фениксовцами операция опять же, хоть и косвенно, но оказывалась под угрозой. Заинтересованность одним и тем же отпрыском последователей Волдеморта, одновременно возникшая вдруг и у главного Героя Второй магической, и у сына любовницы одного из руководителей Ордена, не могла остаться незамеченной, а значит, это безусловно вызовет ненужное волнение в стане врага.

Сказать Блейзу о несвоевременности его просьбы из-за проводимой Фениксовцами операции Кингсли не мог, поэтому решил сослаться исключительно на опасность такого свидания и получить немного времени на обдумывание поставленной задачи.

— Блейз, дело в том, что… — Кингсли осторожно подбирал слова, ему совсем не хотелось расстраивать парня. — Видишь ли, учитывая ваши отношения, сейчас подобная встреча невозможна.

Дыхание Забини оборвалось, нервно дернулся кадык, выглядывающий из-под шейного платка, плотно сжались губы. Шеклболт видел, что мальчишке почти физически больно, и поспешил хоть немного эту боль смягчить:

— Я подумаю, что можно сделать. И хочу, чтобы ты знал, мы делаем все, чтобы вытащить детей из этих лагерей. Кстати, ты можешь ему написать…

— Почему невозможна встреча? — хрипло, но ровно спросил Блейз, не сводя с министра прямого взгляда.

— Там оборотни в охране, мой мальчик, — пояснил мужчина, тяжело вздохнув и поднявшись из-за стола. — Вы молоды… Вспыхнете, и… Я не могу так рисковать вами и всем остальным лагерем.

— Это все?

— Да, — Шеклболт постарался вложить в короткое слово всю свою уверенность.

— Я решу эту проблему, — вдруг совершенно спокойно произнес Блейз и тоже поднялся. — Хорошего дня, господин министр.

Он развернулся и быстро вышел.

— Дался вам всем этот Малфой, — раздосадовано пробормотал Кингсли, глядя в дверной проем, где только что скрылся Блейз. — Наверное, действительно проще было бы вытащить его оттуда, чем пытаться удержать этих… Альфа-самцов. Уникальное поколение…

*

Гарри вымотался за эту неделю больше, чем за всё предыдущее время учебы. Кроме стандартных нагрузок в учебных аудиториях и тренажерных классах, теперь он должен был подыгрывать запущенной Шеклболтом чехарде с проведением для курсантов учений «на земле» и собирать информацию о совершенно не представляющих для них интереса людях. Кроме того, его серьезно утомляли и вдруг обострившаяся любовная страсть Джинни, отправляющей теперь из Хогвартса не письма один раз в три дня, а записки три раза в день, и не заканчивающаяся, потерявшая всякую обоснованность и логичность, обида ее брата.