Оборотная сторона НЭПа

Столь оптимистический прогноз предопределил содержание, настрой двух последующих докладов. Непредусматривавшегося Фрунзе, о положении дел в Красной армии. И не раз откладывавшегося, окончательно включённого в повестку пленума всего за два дня до его открытия — Дзержинского, о металлопромышленности. Сведшихся в конечном итоге к повышенным требованиям размеров бюджетных ассигнований, выглядевших пока как делёж шкуры ещё не убитого медведя.

Фрунзе, успевший почти за год пребывания в должности заместителя председателя Реввоенсовета вникнуть во все проблемы Красной армии, начал с констатации её чуть ли не полного развала. Допущенного непрофессионализмом Троцкого в военных делах, а также порождённого односторонним характером НЭПа, ориентированного лишь на крестьянство.

«В общем и целом, — отметил Фрунзе, — при теперешнем положении Союза советских республик, даже в случае удачного исхода революционного движения, перспектив для закрепления победы нет… Конечно, я говорю для пленума ЦК, а не для широкой аудитории…

По оперативным соображениям даже 107 дивизий (имевшихся тогда в РККА. — Ю.Ж.) нам не хватает… У них нет вооружения и других видов снабжения, не подготовлен их командный состав. Это были, так сказать, бумажные дивизии, мы только обманывали себя.

Наша система сейчас фактически представляет собою отнюдь не систему кадровой армии. Советская армия не имеет постоянных кадров, как это было в старой, царской армии, насчитывавшей в последнее время перед войной 1 700 тысяч. Вот это была кадровая постоянная армия, которая при мобилизации имела в своем составе до 50% кадровиков. Мы же будем иметь максимум 20%. Это чрезвычайно опасное положение.

Когда мы провели проверку, то увидели, что армия наша разучилась стрелять. Не умеют стрелять ни красноармейцы, ни даже командный состав… По целому ряду предметов технического и артиллерийского снабжения — винтовки, патроны, снаряды, химическое производство и прочее, и прочее — мы нашу армию по самому минимальному плану мобилизационного развёртывания не можем обеспечить на 100%. Не можем, потому что нет этих запасов. Это страшнейшее и опаснейшее положение.

Но может ли наша промышленность — военная и вообще промышленность государственная — обеспечить армию при продолжении войны? На этот вопрос ответ получается ещё более тяжёлый: абсолютно не может… Ни на одном военном заводе сейчас нет запасов цветных металлов. А что это означает? Это означает, что ни винтовок, ни пулемётов, ни орудий нам выпускать будет нельзя…

Какие меры надо предпринять для устранения указанных недочётов? Это, конечно, увеличение ассигнований. Надо так спланировать бюджет, чтобы через три года мы были более или менее готовы вести крупную войну, а через пять лет были бы готовы любое испытание выдержать».

И пояснил свои требования:

«Многие из наших товарищей, я думаю, особенно те, кто побывал на фронтах гражданской войны, вероятно, живут наивными представлениями, созданными этой гражданской войной. Я утверждаю, что эти настроения очень опасны, так как война, которая будет в будущем, не будет похожа на гражданскую… По технике, по методам ведения ее это будет война, непохожая на нашу гражданскую войну. Мы будем иметь дело с великолепной армией, вооружённой всеми новейшими техническими усовершенствованиями, и если мы в нашей армии не будем иметь этих усовершенствований, то перспективы могут оказаться для вас весьма и весьма неблагоприятными»^{453}.

Под «усовершенствованиями», безусловно, подразумевались самолёты, танки, новейшие образцы пулемётов, самозарядных винтовок, пушек, орудий, гаубиц.

Более ужасающее положение, но уже военно-морских сил, обрисовал содокладчик Фрунзе — член РВС СССР и начальник политуправления Балтийского флота К.С. Еремеев. Он был убеждён, что на Балтийском и Чёрном морях мы должны быть хозяевами положения^{454}. Но для достижения такой цели недоставало «совсем немногого» — боевых кораблей.

Считавшийся наиболее важным в стратегическом отношении Балтийский флот располагал только одним линкором — «Маратом (б. «Петропавловск»). Ещё три — «Гангут», «Полтава» и «Парижская коммуна» (б. «Севастополь») находились в капитальном ремонте, а три были отправлены на переплавку. Из девяти крейсеров боеспособным оставили только «Аврору», а остальные сдали в металлолом. Из шестидесяти эсминцев чуть ли не половину — двадцать пять — разобрали, шестнадцать ещё во время гражданской войны перевели на Каспий и так и не вернули, а девятнадцать числились либо в ремонте, либо на консервации.

Черноморский флот утратили почти полностью. Два линкора, один крейсер и девять эсминцев врангелевцы угнали в Бизерту (Тунис), два эсминца утилизировали по распоряжению РВС. Остался в строю лишь крейсер «Память Меркурия», а последний эсминец «Фрунзе» (б. «Быстрый») ремонтировался который год.

Таким образом, и для флота крайне необходимы были огромные ассигнования, которые позволили бы отремонтировать корабли, увеличив боевой состав военно-морских сил с 3 единиц до 23.