— Такой союз в высокой мере двинул бы вперёд и дело поднятия культурного уровня среди самых широких слоев населения СССР и имел бы неисчислимые прогрессивные последствия во всех областях общественной жизни не только для обеих стран, но и для всего мира».
Не забыл, использовал Зиновьев и предложение Троцкого; «Лозунг “Соединённые штаты” (Европы. —
Бьющий через край оптимизм Зиновьева омрачало лишь одно: обещанная им война. Франции и Польши — против советской Германии, советско-польская. Но это ничуть не смутило участников совещания, прошедшего, к тому же, без тех самых немецких товарищей, от которых, собственно, всё и зависело. Видимо, всех устроила возможность одним махом, без малейших усилий разрешить все экономические проблемы СССР, включая если и не полный отказ от НЭПа, то полный его пересмотр. Правда, при таком решении страна надолго оставалась бы чисто аграрной, да ещё и поставщиком природных ресурсов для Европы. Но подобной «мелочью» Бухарин, Зиновьев, Каменев, Рыков, Сталин, Троцкий, Рудзутак, Андреев, Ворошилов, Пятаков, Радек, Шверник, Шкирятов, Ярославский, собравшиеся на совещание, не взволновались. Во всяком случае, никто из них о том не обмолвился ни единым словом.
Озаботило всех иное, и породившее некое подобие дискуссии. То, что высказал Троцкий: «КПГ должна поставить срок, к которому готовиться и в военном отношении, и соответствующими темпами политической агитации. На этот раз Зиновьев поддержал своего соперника. Заявил, что «идея календарного плана, изложенная товарищем Троцким.., абсолютно верна». Им обоим возразил Сталин: «Что касается календарной программы, я сомневаюсь в её пригодности». Бухарин же пошёл ещё дальше в критике, безапелляционно утверждая: «Срок решительного выступления назначать нельзя». Ну, а Рыков предложил компромисс «Нужно принять календарный план подготовки, а не восстания»{215}
.Поначалу ПБ уклонилось от окончательного ответа на поставленный вопрос. На следующий день, 23 августа, ограничилось общей оценкой международного положения. «На основании имеющихся в ЦК материалов, — гласило его постановление, — в частности на основании писем товарищей, руководящих германской компартией, ЦК считает, что германский пролетариат стоит непосредственно перед решающими боями за власть». Исходя из того, так определило ближайшие задачи РКП: «политическая подготовка трудящихся масс Союза республик к грядущим событиям», «мобилизация боевых сил республики»{216}
.Только полтора месяца спустя, 4 октября, ПБ согласилось с комиссией по международным делам (Зиновьев, Сталин, Троцкий Радек, Чичерин). Утвердило дату революции в Германии — 9 ноября. Учитывая же отмеченную ещё на совещании слабость ЦК КПГ, вряд ли способного стать боевым штабом, направило в Берлин опытных организаторов. Оговорило, что, разумеется, лучше всего было бы послать Троцкого и Зиновьева, но «возможный арест названных товарищей в Германии принёс бы неисчислимый вред международной политике СССР и самой германской революции». Потому постановил «послать в Германию тт. Пятакова, Радека, Рудзутака, Куйбышева. Однако список этот пришлось практически сразу скорректировать. Рудзутак тяжело заболел, а Куйбышева решили заменить наркомом труда В.В. Шмидтом. Кроме того, вошло в постановление и такое указание: «четвёрке решить по приезде в Берлин вопрос о привлечении к её работе т. Крестинского» — всего-навсего полпреда СССР, дипломата!{217}
Тем временем решались и чисто военные вопросы. Ещё 25 августа Троцкий потребовал от Э.М. Склянского, своего заместителя по РВС СССР, внести коррективы в разрабатывавшуюся военную доктрину. Учесть в ней более чем вероятную интервенцию Франции и Польши в советскую Германию как «вступление к удару против Советского Союза». «Мы должны, — отмечал Троцкий, — быть готовы к этому худшему исходу… Мы должны практически готовиться к нападению на нас»{218}
.А чтобы компенсировать резко сократившуюся численность вооружённых сил СССР, 6 октября началась скрытная мобилизация, причём призыву подлежали только коммунисты, встретившие его с энтузиазмом. Позже один из мобилизованных так вспоминал о настроениях тех дней: «Каждый из нас… считал за величайшую честь вступить в любое время в ряды Красной армии.., чтобы, когда потребуется, выступить на поддержку советской Германии»{219}
.