Обращение Апостола Муравьёва

Психиатр давно почил в бозе, родители Марата тоже покинули свет. Опрос соседей ничего не добавил, лишь одна с потешной фамилией Хвостикова показала, что мать Марата, как-то вернувшись из районной поликлиники, прекратила торговать на рынке. Причитала, плакала о сыне, как по покойнику, потом повязала на голову платок и отправилась в церковь. Долго не признавалась гражданка Хвостикова Янина Ильинична, откуда узнала, что именно в церковь. Стоило дознавателю пообещать ей пятнадцать штрафных суток за сокрытие государственной тайны, спеклась, расплакалась и призналась, что Вера, мать Марата, одолжила у неё крестик. «Ну и что?» — удивился следак. «Не знаю. Вернулась — отдала» — всхлипывая, ответила Янина Ильинична. Карлу Яновичу Лауконену по роду службы приходилось наблюдать фантастические вещи, но к чудесному исцелению маленького Марата он отнёсся скептически, обосновав ошибочный диагноз старческой неряшливостью доктора. Но остался осадок: напортачь Марат хоть раз в вопроснике, пришлось бы месить стройбатовский бетон. «Баста, дам декабристу путёвку в жизнь» — решил Карл Янович и облегчённо потянулся.

Так Марат попал в учебный взвод КГБ. Зажил припеваючи. Казарма квартирного типа, в комнатах по четыре курсанта. С первой же минуты знакомства Апостол проявил качества лидера, взявшись справедливо распределить между соседями по комнате житейские заботы. Марат ликовал, ощущая себя равным среди незаурядных людей, одновременно снискавшим их уважительное согласие. Среди преподавателей Марат обрёл славу плети наизготовку. «Апостолу место в прокуратуре» — шутили они, когда «студент» поднимал заковыристый вопрос.

Постепенно усложнялись тесты, въедливый курсант одолевал их свободно, всякий раз удостаиваясь высшей оценки. Донимали медицинские обследования. Особенно надоедала настырная психологиня с бесстрастным, словно из камня, лицом. От неё веяло настоящим хересом и скрытой опасностью.

По личной просьбе старика, Марата прогнали не только по отечественным, но и по хитрым зарубежным тестам. Психологический портрет вырисовывался настолько неоднозначный, что «товарищ Северина» резко засомневалась в возможности использования Муравьёва помощником машиниста. Карл Янович поморщился, прочитав докладную записку психологини, и вызвал её объясниться:

— Неужто так плохо, Антонина?

— Как знаешь, Карл. Моя работа давать советы, твоя — решать.

— Давай порассуждаем. В рейдах потребуются сильные личности, у таких «не все дома» по определению. Что, если тебе придётся нарисовать мой психологический портрет? — Карл Янович хитро прищурился, и Северина, цветом лица недозрелый баклажан, внушительно покраснела.

Старик захохотал так заразительно, что психологиня заулыбалась.

— Видишь, Антоша, меня же не отстранили от руководства стратегическими проектами. Ты и впрямь считаешь, что парню не место на подводной лодке?

— Я такого не утверждала. В докладной факты и анализ. Я не Фрейд, чтобы винить в грехах курсанта его папашу.

— Эк, куда тебя потянуло… Подозревать папу?

— Ну, да, отца, которого по документам не было.

— Новости, — заинтересованно подбодрил Северину Лауконен, поняв, что она, оседлав любимого конька, не раскусила подвоха.

— Продолжим, Карл Янович. Не будь зайчику восемнадцати лет, назвала бы его педофилом — друзей не заводит, о жене говорит, как о подруге, но не любовнице…

— Ну, если есть подтверждения…

— Нет, погоди соглашаться, хочу сосредоточить твоё внимание… Знаю: если решил, оттащить тебя можно лишь тягачом… Вроде тех, что ядерную баллистику возит — наш конкурент…

— И-к куда тебя занесло. Своими делами занимайся, Тонюшка, здоровее будешь.

— Фу ты, сердитый какой, — подняла Северина руки в примирительном жесте, — пусть так, но по порядку. Ясно, какой тип нужен для миссии. Возможно, ты удивишься, но люди харизматичны, все до единого… Привыкли к ним на улице, и не видим, кто заодно и щёголь. Вот почему мы наивысшая ветвь эволюции… Во-во. Если позволишь, напоминаем тараканов. Представь себе, люди и тараканы приспосабливаются к чему угодно, это их нутро. Твой Апостол — другой! — жёстко закончила Северина. — Может, но не хочет. Гляди, речь у него выверена, обдумана, дозированно эмоциональна — словно отредактированная запись. Дружок, меня не обмануть! Трансформационная грамматика показала, что его эмоциональный стиль блеклый. Муравьёв обладает потенциалом много большим, чем согласен показать… У него гипертрофированная сдержанность и высочайший самоконтроль. Может, его во внешнюю разведку отрекомендовать?

— И с чем останемся? Нет, погоди, ты подразумевала, пускает дело на самотёк, верно?