Обращенный к небу. Книга 1

К жрецу подбежали двое мальчишек: одному он передал посох, от второго принял длинный ритуальный нож с двуручной рукоятью, покрытой резьбой. Толпа взревела, и жрец шагнул к распростёртому на алтаре одноглазому. Тот лежал смирно, будто в обмороке. Селяне буйно выражали восторг и нетерпение. Добрыня поморщился, а княжич сидел одеревенев и невидяще глядел сквозь всё то, что творилось у подножья равнодушных кумиров. Жрец уже вознёс кинжал над животом одноглазого, держа его обеими руками, как вдруг гомон толпы начал стихать, и в её образовавшейся бреши послышался бешеный топот конских копыт. Люди начали оборачиваться, и уже было видно, как по улице вьётся пыльный хвост, сопровождая всадника. Толпа расступилась, и на заповедную поляну влетел Святогор в развевающейся дорожной епанче. Спрыгнув с коня, он тотчас оказался между жрецом и распростёртой на алтаре жертвой. Его лицо было спокойно и величаво, в глазах же метались молнии, только что поминаемые жрецом. Жрец поспешно отступил, опуская нож и только и смог спросить:

– Как смеешь?.. Что тебе нужно?

Святогор ожёг его взглядом и громко сказал, поворачиваясь к люду:

– Селяне! Боги отказываются принимать вашу жертву.

Жрец недоумённо обернулся на поднявшихся со своих мест княжича и Добрыню. Лицо княжича было растерянным, Добрыня же будто дотерпел до чего-то, давно им ожидаемого. Однако жрец решил внимать молодому князю и потому свой вспыхнувший гнев взамен недоумения уже направил на явившегося всадника. Чутьё жреца безошибочно сказало ему, что самозванец чем-то неугоден княжичу. Он, как мог, придал своему круглому лицу суровую печать и тонко взвизгнул:

– Кто ты таков и что за речи смеешь говорить?!

– Мое имя Святогор, – сказал седовласый воин и своим голосом уже бросал вызов петушиному клику жреца, ибо его глас звучал сильно и спокойно. – Я много раз слышал и видел, как богов попирали во славу людей. Но покуда я хожу по этой земле, людей во имя божеств попирать не станут.

– Как ты смеешь?! – зашипел жрец, взмахивая ножом, на что Святогор ответил немыслимым: он неуловимым движением ловко отобрал оружие у жреца и, размахнувшись, метнул в сторону. Толпа ахнула – ритуальный нож, дрожа, торчал из дверной ручки дома жреца.

– Люди! – повернулся к толпе Святогор. – Пленные не будут умерщвлены во славу Перуна. Ему неугодна эта жертва, и я в том порука!

Последние слова он произнёс, в упор глядя на растерявшихся молодцов, всё ещё удерживающих одноглазого на алтаре. Святогор молча на них смотрел, и они, не дождавшись слов жреца, дрогнули и выпустили пленного. Тот, не имея никаких сил, просто сполз, подобно ветоши вниз, к основанию алтаря и замер там, не разумея, что происходит вокруг, и лишь судорожно хватая сухим ртом воздух.

– Неслыханно! – разрезал воцарившуюся тишину острый голос жреца. – Ты не смеешь говорить от имени Перуна! Ты даже не жрец!

Святогор смерил его презрительным взглядом и ответил с усмешкой:

– Ты прав, пожиратель даров! Я не жрец. Однако я избран богами, дабы нести их волю обезумевшим от жестокосердия людям.

– Ты… святотатствуешь!! – задыхаясь от ярости, снова по-петушиному крикнул жрец. И тут подал голос княжич. Он смотрел на Святогора с неприязнью, и в голосе его лязгала молодая сталь:

– Не велик ли для тебя этот воз, Святогор? Не много ли хочешь увезти?

– Был бы велик, не впрягался бы, – ответил Святогор.

– Ты обязан доказать свои слова или заплатишь кровью! – княжичу уже было наплевать на жизни двоих пленных: в нём кипела попранная воля. Ему брался перечить какой-то бродяга!

Толпа всколыхнулась, повторяя слова княжича:

– Доказать!.. Заплатит!.. Обязан!..

– Что ж, докажу, – пожал плечами Святогор. Он повернулся к толпе, сбросил епанчу, оставил на земле перевязь с мечом, туда же сложил пояс с ножом, стащил рубаху. Оставшись обнажённым до пояса, он выпростал откуда-то тесьму, перехватил ею свои седеющие волосы и снова заговорил:

– Доказательством своих слов я ставлю жизнь. Всякий из вас, – он повёл рукой полукругом, – будь то землепашец, кузнец или воин, может выйти против меня. А чтобы у вас не осталось сомнений в моей правоте, я буду безоружен. Противник же волен оставаться при любом оружии.

Удивлённый гул пронёсся по толпе – такого не ожидал никто.

– Ну, кто первый? – вопросил Святогор, оглядывая толпу.

На него смотрели многие десятки глаз: насмешливых, гневных, удивлённых, растерянных; в этих лесах имя Святогора ничего не говорило людям. И когда уже богатырь готов был изречь нечто обидное для того, чтобы подстегнуть нерешительных, вперёд вышли двое из тех молодцов, что лишь недавно крепко держали на алтаре жертву. Толпа довольно загудела, и тогда рядом с ними стал и третий. Святогор усмехнулся, разглядывая их:

– Что ж, вы жертву упустили, вам её и назад возвращать.

И он вышел на середину поляны. Молодцы потянулись за ним.

– Кто начнет? – спросил Святогор. – А то давайте гуртом – я в обиде не стану.

Однако на него пошёл один из троих, и люд вокруг поляны загомонил, подбадривая своего поединщика:

– Всыпь ему, Дубыня!

– Верно, наваляй наглецу! Ужо́ ему!..