– Тот, что вперёд вас приехал да на белом коне? С краю, у кузнеца нашего остановился. Держался скромно, однако с достоинством, я и подумал, что простой воин. Ну, десятник али, что навряд ли, полусоцкий… Эвон как. Тотчас хоть к жрецу его поселю.
Его суету остановил княжич:
– Не надо. Простой он воин.
Добрыня на это лишь усмехнулся в бороду, но ничего не сказал.
За вечерней трапезой, за богатым столом старосты, собранном заботами трёх его жён и множества отпрысков, Добрыня спросил:
– Как живёте-можете? Есть ли какие напасти? Прошения князю новгородскому? – он кивнул на Святославича. Староста с готовностью подхватился, заговорил:
– Слава богам, и живётся, и можется в нашей глуши. Только вот… – староста вздохнул, – нынче ждём недород. Мороз по весне гулял по нашим угодьям. Но авось обойдётся. Жрец требы служит почти каждую седмицу. Да и сами мы не плошаем: бьём в лесу зверя-птицу, рыбу ловим… Как-нибудь обойдёт беда стороной.
Староста снова вздохнул, украдкой оглядывая старших сыновей за столом – серьёзных, притихших. Видно было, что грядущее зимовье нагнетает на всех незряшную тревогу.
– Помоги вам боги, – сказал Добрыня. – А как с соседями живёте? Гладко да ладно, али с сучками-задоринами?
Староста ради ответа даже поднялся с лавки:
– Нынче всё тихо – берегут нас боги. А вот позапрошлым летом целых два раза норманны разбойничали. Плохо нам пришлось…
Староста поворотился к окну и глубоко поклонился, творя молитву Перуну. Потом сел на лавку, снова заговорил:
– А в прошлом году объявился в наших краях заступник-богатырь.
– Да ну? – прищурился Добрыня. – А как звать сего молодца?
– Не назывался он, – развёл руками староста. – Его и не видел у нас никто. Только слухи и ходят. Говорят, росту он огромного, земля под ним дрожит-надрывается. А вороги как еловые шишки в стороны летят. Сказывают, проучил норманнов изрядно. Они и остерегаются теперь к нам хаживать. Дай-то боги…
Добрыня понимающе кивнул и незаметно пихнул племянника локтем: мол, что я говорил?
Пока жёны старосты готовили постели, Добрыня обошёл все дворы, где остановились воины, озаботился дозорами, проверил, всё ли ладно. Заглянул в дом кузнеца, где нашёл Святогора, позвал его на улицу для разговора. Вышли, став под ясной луной. Добрыня хохотнул:
– Ты, Святогор, всё тот же. С князьями без колючек говорить не умеешь.
– Пускай сперва между собой договорятся, – отозвался Святогор, глядя в темноту близкого леса. – Только и грызутся как бирюки над сохатым. Станет один князь над славянами, и я, может, по-иному говорить начну.
– С тебя станется, – улыбнулся Добрыня. – Скажи лучше: не ты из здешних лесов норманнов гонял?
– Может, и я, – отозвался Святогор равнодушно.
– Небылицы про тебя складывают. Говорят, будто росту ты великого.
– Пускай говорят, – пожал плечами Святогор. – Норманны только пуще бояться станут.
– Чудь-человек! – прогудел Добрыня. – Ты бы хоть назвался! Разве годится так? Людям имя богатырское не меньше его подвигов нужно.
– Обойдутся без имени как-нибудь, – сказал Святогор. – Или ты решил, что я тут ради славы брожу?
Добрыня крякнул с досады:
– Да, Святогор, чудак ты… Нелюдимый и непонятный. Как богатырю без славы? Она его силу множит!
– Ошибаешься, Добрыня. За мной слава и по пятам хаживала, и вперёд далеко забегала. Нет от неё толку. Того и гляди сожрёт своего обладателя сама – только былины и останутся. Хватит и того, что о Святогоре всяк у Великой Степи знает. И древляне с полянами, да мордва с болгарами знают обо мне достаточно. Довольно с меня. Тут хоть без славы своей постылой поброжу. Она мне что въедливая жена – болтает без умолку да всё под руку…
– Может, ты и прав… – сказал со вздохом Добрыня. – Не всяк человек со славой, как и с женой, жить умеет. Иного она догрызёт не хуже во́рога…
Они тепло попрощались, и Добрыня убрался восвояси.
У
тром, когда до отъезда оставалось совсем немного времени, на двор старосты к Добрыне и Святославичу прибежал нáрочный[10] и начал рассказывать. На деревенское стадо, что успело уйти далеко за околицу, напали трое лиходеев. Пастуха оглоушили сзади и пытались увести в лес первую подвернувшуюся корову, да на их беду были замечены дозорными из отряда. Те кинулись в погоню, одного разбойника зарубили сгоряча на ходу, двух других повязали.Ко двору старосты уже собирался деревенский люд – толпились у ворот, ждали. Скоро под одобрительные возгласы вперемешку с проклятиями, воины провели по улице двух пойманных лиходеев и втолкнули на двор старосты. Следом внесли тело убитого. На них смотрели во все глаза.