Обратная сила. Том 3. 1983–1997

И снова предательский рациональный голос зашептал ему: «Зачем? Зачем тратить на это время? Что изменится оттого, что ты узнаешь правду? Это вообще не твои предки. Все эти Гнедичи и Раевские для тебя — никто».

«Ничего не изменится», — твердо ответил себе Александр Иванович.

Вышел на кухню, где жена готовила ужин, и спросил:

— Когда ты искала материалы о Раевских, тебе попадалось что-нибудь о Коковницыных?

Людмила Анатольевна пожала плечами.

— Специально я про них не искала сведения. Может быть, где-то что-то и мелькало, но я уже не помню. Тебе это было неинтересно, и я к материалам давно не возвращалась. Я же тебе все показала, прочитай сам.

— Конечно, — торопливо согласился Орлов. — Я перечитаю все. Просто я подумал, что, может быть, я что-то запамятовал или упустил, а ты помнишь… А твои знакомые дамы из архива живы-здоровы? Можно к ним снова обратиться?

Людмила Анатольевна вытащила из духовки чугунную латку с тушеным мясом, приподняла крышку, выпустив в кухонное пространство облако густого насыщенного аромата кавказских специй, удовлетворенно кивнула и повернулась к мужу.

— Я с ними уже несколько лет не созванивалась. Мне и в голову не могло прийти, что тебе станет интересно и ты захочешь узнать что-то дополнительно. Я, конечно, могу им позвонить, но, думаю, все они давно на пенсии. Садись, сейчас будем ужинать.

За ужином обсуждали вопросы семейные: как устроились на новом месте дети, что еще им нужно купить и чем помочь, и как замечательно, что у Верочки появился такой симпатичный друг, который является умелым организатором и оказал полезное содействие при переезде.

— Ты думаешь, у них роман? — спросил Александр Иванович.

— Ой, Саша, я уж и не знаю, что думать, — всплеснула руками Людмила Анатольевна. — У Верочки спрашиваю — она только смеется в ответ и все отрицает. Да, чуть не забыла, звонила Алла, пока тебя не было. Хочет завтра прийти посоветоваться, им какой-то вариант все-таки нашли, но у нее возникли сомнения. Ты завтра вечером дома?

— Завтра после обеда у меня приговор, это недолго, так что часам к пяти буду дома.

— Ну и замечательно, мы с Аллой договорились, что она придет к семи, я как раз с работы вернусь.

— А что за вариант? — нетерпеливо поинтересовался Орлов.

— Она толком ничего не объяснила, но, как я поняла, речь идет об очень маленькой «двушке» где-то в Печатниках, первый этаж. Метро далеко, нужно долго добираться на перекладных, и вообще район ужасный. Но зато Андрею в этом обмене достается то, что его устраивает. Андрей-то согласен, а вот Алла хочет посоветоваться, соглашаться на такой вариант или нет.

«Надо же, как бывает, — усмехнулся и одновременно удивился про себя Александр Иванович. — Стоило мне предпринять какие-то реальные шаги к тому, чтобы найти деньги для Аллы, как тут же нарисовался вариант обмена. И шаги-то мои ни к чему не привели, денег я не достал, а результат налицо… Чудеса, право слово!»

* * *

— Александров умер, — печально проговорила Алла Горлицына, отвернувшись к окну.

В комнате висела тишина, смешанная с нетерпеливым раздражением. Ранние декабрьские сумерки разлились по помещению, окутали мебель, забрались на пустые полки и, казалось, поглощали и без того неяркий свет одиноких ламп, свисавших с потолка на шнурах — светильники тоже были сняты и упакованы. Говорить было не о чем. Все документы собраны и переданы, куда положено, обменные ордера получены. Нужно переезжать. Андрею Хвыле — на улицу 1905 года, Алле с сыном — в Печатники. Андрей пришел, чтобы еще раз проверить все вещи и забрать свое, заодно и помочь жене, теперь уже бывшей. Ждали Мишу, который обещал привести с собой пару-тройку крепких ребят-спортсменов, чтобы таскать мебель и тяжелые коробки. Сын, как обычно, задержался где-то, он вообще со временем не дружил и пунктуальностью не отличался. Андрей Викторович сердился, нервничал и все время смотрел на часы.

— И что тебе Александров? Ты с ним даже не знакома, — резко ответил он.

— Это же мое детство, Андрюша. «Цирк», «Волга-Волга»… А больше всего я «Весну» любила. Так странно и грустно понимать, что все эти воспоминания и ощущения остались, а человека, который их подарил, больше нет.

— Да что ты заладила: детство, детство! Тебе сорок два года скоро стукнет, Алла, а ты все детство вспоминаешь. Никогда не понимал этой твоей любви к обратному ходу. То ты искала сведения об отце, которого не видела и не знала, и вообще не факт, что он существовал на самом деле, то фильмы, виденные в детстве, вспоминаешь и по кинорежиссеру скорбишь… Тебе нужно сыграть эмоцию на зрителя, вот и все, ты же актриса, хоть и плохая. Нельзя на этих искусственных эмоциях строить свою настоящую жизнь. Вперед надо двигаться, вперед! А ты все время назад оглядываешься. Ты так цепляешься за прошлое, что даже собственную гордость ухитряешься забывать.

Алла нахмурилась непонимающе.

— Ты о чем? При чем тут моя гордость?