— Да при Орловых, вот при чем! — повысил голос Андрей Викторович. — Любая нормальная женщина, уважающая себя, ни за что не стала бы общаться с любовницей своего мужа. А ты прилепилась к ним — не оторвешь.
— Во-первых, любовница уже бывшая, — слегка улыбнулась Алла. — Во-вторых, Андрюша, у тебя этих любовниц было столько, что если бы я переставала с ними общаться, я не смогла бы работать ни в одном театре. И не смотри на меня так удивленно. Ты же не мог всерьез предполагать, что я ничего не знаю. Да, ты человек творческий, тебе нужна муза, ты сам сто раз это говорил. Поэтому я все знала, молчала и терпела. Я любила тебя, и мне важно было, чтобы ты оставался со мной. Музы преходящи и взаимозаменяемы, а жена, мать твоего единственного сына, у тебя одна. И это меня держало. Ты не особенно старался скрывать от меня свои увлечения, но я не пыталась поймать тебя «на горяченьком», не устраивала сцен и не уходила от тебя. Вроде как наплевала на собственную гордость, как ты только что выразился. Однако в той ситуации мое отношение к собственной гордости тебя почему-то устраивало, а сейчас, видишь ли, перестало. А в-третьих, если я любила тебя, то почему никто другой не имеет на это права? Наверное, Люся Орлова тоже любила. Только она умнее и сильнее, поэтому прозрела быстрее меня. Люся ни в чем не виновата передо мной, это же не она мне изменяла, а ты. Если Люся перед кем и виновата, то только перед Сашей. Лично мне она в верности и в чистоте помыслов не клялась и ничем мне не обязана. Ну и в-четвертых, Андрюша: Орловы — близкие друзья для меня, они помогают мне и поддерживают, и всегда помогали и поддерживали. В отличие от тебя.
— Вот я и говорю: тянешься к старым связям вместо того, чтобы заводить новых друзей, — буркнул Хвыля.
— А что плохого в старых связях и давних отношениях?
— Это тормоз, Алла! Тормоз и якорь, который держит на месте и не позволяет развиваться, двигаться вперед! Человек развивается только в новых отношениях с новыми людьми, а старые друзья и давние отношения — путь в болото. Ну как ты не поймешь! На прошлом надо уметь ставить точку. Надо уметь забывать его, выбрасывать из своей жизни, только тогда можно чего-то достичь.
Она собралась было возразить, но Андрей Викторович снова посмотрел на часы, сделал недовольное лицо и поднялся.
— Все, не могу больше ждать. Вечно с Мишкой какие-то проблемы! Совершенно ненадежный парень вырос, ни в чем на него нельзя положиться.
Это прозвучало так, словно обязанность воспитывать сына лежала только на Алле, и в том, что он вырос безответственным, только ее вина, а сам Андрей Викторович вообще ни при чем.
Он надел дубленку и понес в прихожую два больших чемодана. Алла с тоской смотрела на него.
— Я пошел. Поймаю такси, на Мишку никакой надежды нет.
— Хорошо. Только ответь мне на один вопрос, — попросила она.
Хвыля кинул взгляд на чемоданы, вздохнул и вышел на середину комнаты, всем своим видом показывая, что задерживаться не собирается.
— Ну ладно, спрашивай. Что еще?
— Почему именно сейчас, Андрюша? У тебя было множество романов, одни короче, другие длиннее, но ничего не менялось. Ты оставался со мной. О большинстве твоих измен я знала, о каких-то не знала и даже не догадывалась. Вот про Люсю Орлову, например, не знала, пока мне твои друзья глаза не открыли. В общем-то, если ты находил музу в театральной среде, то я узнавала об этом практически сразу же, но ты, вероятно, искал приключения и в более широком кругу. Так шло из года в год, и я была уверена, что так будет всегда. Но в начале марта что-то произошло. Ты стал другим. Я хорошо это помню. Тогда Саша Орлов попал в больницу с инфарктом. И примерно тогда же от тебя, как потом выяснилось, ушла Люся. Наверное, она тоже почувствовала что-то такое… Не знаю. Люся с тобой рассталась, у тебя появилась новая баба, все было так же, как много лет до этого, и вдруг… вдруг через месяц после этого ты заявил, что разводишься со мной. Я не знала, что Люся тебя уже бросила, и думала, что ты уходишь от меня к ней и из-за нее. Но потом оказалось, что я ошибалась, и Люся к тому моменту уже не была с тобой. Так что же произошло?
Лицо Андрея Викторовича на миг исказилось гримасой боли и брезгливости.
— Тебе лучше не знать, — сухо бросил он и вышел в прихожую.
Через несколько секунд хлопнула входная дверь.