Обратная сторона мести (СИ)

— Я, кажется, знаю, что маме может помочь, — Сашка опустился на свободный стул, в задумчивости взъерошив пальцами и без того встрепанные волосы. Невыспавшийся, поникший, весь излучавший волнение и беспокойство, он, тем не менее, держался на удивление стойко, и Паша не мог не отметить в этом сходства с Ириной Сергеевной.

— Рискованно, — в сомнении покачал головой Рома, выслушав предложение. — Как бы не навредить…

— А что, идея, — не согласился Ткачев и бросил на Сашу внимательный взгляд: — А ты справишься?

Зимин выдал слабое подобие улыбки.

— Сыграю в лучшем виде.

***

Ира медленно открыла глаза, первые несколько мгновений боясь пошевелиться. Обвела взглядом комнату, окутанную золотистым сиянием утренних лучей, словно видела впервые. Переливчатый птичий щебет донесся до слуха, и на долю секунды женщина недоверчиво замерла, словно сомневаясь, не показалось ли ей. А в следующий момент, рывком сорвавшись с кровати, очутилась у окна, раздвигая занавески, и тут же зажмурилась от хлынувшего в лицо ослепительного солнечного света. А следом обрушился целый шквал таких простых, но таких забытый ощущений. Деревянный пол под ногами, нагретый словно изнутри. Нахально лезущие в окно ветки малины с крупными душистыми ягодами и стебли пронзительно-ароматного вьюнка, норовившего оплести все вокруг. Заливистые птичьи трели, ставшие еще более громкими. Пьяняще-свежий воздух, пропитанный запахами трав, утренней росы и цветов. Ира с каким-то почти детским изумлением рассматривала представшую перед ней картину, еще не веря.

Она чувствует.

Изумленно-ликующая мысль пробилась сквозь пелену оглушивших эмоций.

Она действительно чувствует.

Губы дрогнули в недоверчиво-радостной улыбке, а в следующий миг Ира, прижав руку к бешено колотящемуся сердцу, негромко и счастливо рассмеялась. Так искренне, как не смеялась уже давно. С той простой, почти наивной чистотой, о существовании которой давно успела забыть.

Живая.

Господи, да она уже и не помнила, что значит ощущать себя настолько живой! Разглядывая, вдыхая, прикасаясь. Ощущая, как весь необъятный мир наполняет ее изнутри. Каждую клетку, каждый сосуд. Проникает под кожу, растворяется в крови, и она тоже становится частью этого мира.

И темнота отступила. Словно после бесконечно долгой непроглядной ночи внезапно и резко наступил ясный, ослепительно-яркий день. Выталкивая из спячки, пробуждая к жизни — такой солнечной, такой настоящей.

Почти бегом Ира поднялась по ступенькам, бесшумно приоткрыла дверь, заглядывая в комнату и тут же успокоенно выдыхая. Сашка, ничем не потревоженный, продолжал мирно и крепко спать, не обращая внимания ни на солнечный свет, бьющий прямо в глаза, ни на громкий щебет птиц. Осторожно, стараясь не разбудить, Ирина прошла к окну и задернула шторы. Не сдержавшись, наклонилась и, совсем как в детстве, поцеловала сына в лоб. Эта простая нежность сейчас была такой необходимой… Еще слишком отчетлив был тот леденящий страх, когда, словно очнувшись от беспробудного сна, бросилась в воду, проклиная отчего-то непослушное тело, никак не желавшее повиноваться. Как, задыхаясь, плыла обратно к берегу, больше всего боясь, что опоздала. Как, едва рухнув на песок, успела только понять, что Сашка дышит. Отплевываясь от воды, задыхаясь и кашляя, но все-таки дышит. А потом вновь наступила темнота, и больше Ира не помнила ничего, очнувшись лишь утром.

Не просто очнулась — ожила. Сбросила то неподъемное, целиком и полностью окутывающее оцепенение, через которое не могло пробиться ничего: ни единая мысль, ни какое-нибудь самое простое желание или ощущение. Не осознавать, не видеть, не слышать. Она, кажется, начинала понемногу сходить с ума. Но самое страшное — это совсем не пугало. До тех пор, пока не поняла, что может потерять последнюю связь с реальностью, с жизнью, с прежней собой — сына. Лишь эта страшная мысль, подобно пружине, сумела вытолкнуть из пропасти зарождающегося безумия, в которую она рушилась, не замечая ничего вокруг. И Зиминой не хотелось даже представлять, что бы случилось с ней, если бы не этот спасительный страх — страх за самого родного человека, ради которого она всегда, как бы не было плохо, жутко и больно, стремилась выжить. Душевно, морально, физически. Наверное, в том и состоит невероятная сила матери: в невероятной в своей жертвенности любви к ребенку. Именно эта сила сделала то, чего не могли самые лучшие врачи.

Cумела ее спасти.

========== Маски ==========

Он не узнал ее в первое мгновение. Настолько привычным успел стать измученный, бледный вид, болезненность, бьющая через край. А сейчас, жадно ловя взглядом каждое легкое движение, каждый небрежный жест, Паша не мог до конца поверить своим глазам. И поэтому продолжал неподвижно стоять на пороге, не решаясь пройти в комнату или хотя бы просто что-то произнести. Да и не смог бы, наверное: все заранее заготовленные фразы вылетели из головы вспугнутыми птицами, стоило только оказаться с Зиминой наедине.