Обратно

— Там время течет не так! — испустил вопль Сталос. — Подумайте! Здесь, для нас, оно относительно, а на Земле — абсолютно!

— Ну, если в этом смысле…

— Возможно, она уже умерла!

Слова вырвались, и Сталос испуганно замолчал. Умерла… умерла… умерла… Эхо звенело в разреженностях и пустотах его тела, словно металось в поисках выхода.

— Нет, не сказал бы, — хирург свился в задумчивую спираль, сквозь которую проступали рассеянные Плеяды.

— Пожалуйста! — попросил Сталос.

Какое-то время его собеседник молчал, и Сталос буквально каждой энергетической ячейкой, каждым ионом своего существа чувствовал, как между ним и Лассой все шире расступается пропасть из секунд, минут, часов. Лет.

— На самом деле, — сказал вдруг хирург, разворачиваясь в газообразное полотно, — разница во времени будет не критична. Неделя. Две. Может быть, месяц. Как тебе такое — оказаться внутри гравитационного концентратора, который не одним фотонам света станет могилой, но, возможно, и времени? Да-да-да. Надо только найти подходящего донора.

— Кого?

В газообразном полотне сформировались провалы, похожие на глаза. «Глаза» уставились на Сталоса.

— Донора. Звезду, а лучше десяток звезд, которые будут не прочь поделиться с нами своей энергией. Ах, интересная идея! Я просто представляю, какой это вызов! Вкупе с экспресс-коррекцией, я думаю, все наши просто взвоют от восторга.

— Так вы поможете? — спросил Сталос.

Хирирг чуть ли не по-отечески приобнял поникшие было поля Сталоса.

— Милый мой! Мы же люди! Мы ради этого живем. Хотя трудная экспериментальная задача придает твоей просьбе терпкий и незабываемый привкус. Пожалуй, для этой цели можно будет пригасить Антарес.

— А ваши коллеги? Надо позвать ваших коллег!

Хирург колыхнул туманными рукавами.

— А уже, мой друг, уже.

— И что мне делать? — спросил Сталос.

— Готовься.

— Как?

— Почистись от лишнего, прими симметричную форму, сконцентрируй важные узлы в одном месте.

— И когда?

— Сейчас, конечно же! Тебе же нужно побыстрее, не так ли?

Сталосу сделалось страшновато. Но он подумал, что Ласса на Земле одна, что она решилась и не отступила. Что же он? Что он теряет? Вечность без Лассы — пустой звук, пора признаться. Значит, лишние атомы — долой. Накопленные запасы тоже, в сущности, не нужны. Парус для сбора частиц — за пазуху.

Сталос торопливо ужимался и складывался, пересобирал себя, размещая контуры памяти, жизненно важные процессы и энергетические преобразователи всего в одной тысяче километров. Ничего никуда не влезало. Печи, ускорители, гигантский объем водородно-гелиевой смеси — со всем Сталос расстался, как ни было жалко.

— Эй! — крикнул он, чувствуя себя непривычно маленьким и беззащитным. — Ребята! Я готов!

Антарес мигнул ему.

— Лети сюда.

Гравитационный щит уже ждал Сталоса. Фигуры хирургов осветились, образуя туманный, колышущийся коридор.

— Здравствуйте, здравствуйте, — сказал Сталос.

— Ты готов? — спросили его.

— Да.

— Ложись, — сказали ему.

Сталос лег на щит.

— Будет больно?

— А как же! — ответил ему знакомый голос.

— Ох, сколько в тебе, парень, лишнего! — посетовал другой голос. — Накопил ты, накопил.

— Ты, знаешь, внешние сенсоры лучше отруби, — дал совет третий. — Мы, конечно, люди опытные, аккуратные, но от боли не страхуем.

— Понял, — сказал Сталос.

Гравитационный щит держал, пластал, мешал дышать и думать. Когда тонкое алое жало скальпеля повисло над ним, Сталос в страхе отключил сенсоры. И ослеп. Оглох. Утратил всякий контакт с окружающим. Ушел в себя.

Он словно плыл в тумане, а туман содрогался, слоился, редел, теряя дальние рукава. Боль не казалась болью, но покусывала то справа, то слева, приходя с алыми, по неясным ощущениям, росчерками. Где-то рядом плыли зыбкие участливые голоса, пытаясь от него чего-то добиться.

— Все хорошо, — мямлил Сталос. — Ничего не чувствую. Сколько меня осталось? Я, наверное, уже достаточно уменьшился.

Ему казалось, не он бьется на щите, а щит бьется под ним. Время стучало внутри, громко, настойчиво. Потом заревело штормом. Сталос чувствовал, как рвется на несколько частей, и держался одним только воспоминанием о Лассе.

Она смогла, смогла, думал он. Я не хуже. Я тоже смогу. Хотя это глупо, глупо стремиться из энергетической свободы в душную скорлупу человеческого тела. Возможно, я приобрету лишь остроту летящих сквозь меня мгновений, а потеряю все остальное. Ласса, Ласса, куда ты меня втянула?

Сталос уже решил было остановить процесс, но обнаружил вдруг, что представляет из себя комочек белковой массы, в котором все время движутся куда-то жидкости и секреты, растут, размножаются и умирают клетки, происходят постоянные биохимические, биоэлектрические реакции, которые, как он с растерянностью понял, совсем им не управляются.

Вокруг был свет, свет перемежался с тенями, и Сталос не смог даже приблизительно определить, где находятся те, кто превратил его в эту жуть.

— Эй! — закричал он. — Я, наверное, передумал!

Но его не услышали.