Обратный билет

– Еще раз попадешься мне – я таки нажму на эту кнопку! Ударят уже поточнее!

– Что это?!

– Самоликвидатор!

Пока неожиданные собеседники соображали, что здесь произошло, какой такой «самоликвидатор» был в руках у русского офицера – машины Бушмена, объехав препятствие, уже неслись вниз по дороге, к развилке на Эникали.

Начинало светать.

У меня все болело – руки, ноги, спина. Ныло все тело и я чувствовал адскую усталость. Мы сидели у развалин старой крепости на высоте с отметкой «644» и в ожидании вертолета эвакуации коротали время за ничего не значащими разговорами. Группа Пятого, забрав с собой пленного и «неходячего» разведчика, соединившись с Бушменом, ушла в сторону Верхатой, под прикрытие МГ-1. Впоследствии с ними мы должны были встретиться утром в Ханкале. Мы же, расставшись с ними в нескольких километрах от развилки Эникали – Ачерешки, полезли на эту гору. Едва добравшись до достопамятной проплешины, запросили по радио эвакуацию. На вершине этой горы тумана не было, однако он, словно полноводная река, скрывал все низины и распадки. Ханкала так и не дала подтверждение на эвакуацию. Нам же деваться было некуда – оставалось только ждать. Затем по «коротким волнам» Панаетов поинтересовался: жив Халид или мертв? Я ответил все той же кодовой фразой: «Груз у меня! Прошу немедленной эвакуации!». Это должно было ускорить дело. Какая им разница, жив полевой командир или мертв? Надо вытаскивать группу. Тем более что с этим «теленком», трупом Халида, мы умотались до изнеможения, карабкаясь на эту чертову гору.

В предутренней тишине вдруг явно прозвучало далекое эхо взрыва и отзвуки ожесточенной перестрелки. Там лупили из всех калибров. Мы вскочили.

– Это со стороны Веденского ущелья, – сказал Набат – Похоже, наши бьются…

Я знал, что там, в составе МГ-1, находился Иван. Вот и первое его боевое крещение – мимолетом подумалось мне. Однако, нарастающая тревога не давала мне покоя. И хоть сейчас нас было двенадцать человек живых – тринадцатым был труп Халида, эта магия чисел не давала мне покоя. Бой так же внезапно стих, как и начался. Я ходил взад-вперед, нервно курил. Затем, не выдержав, связался с Ханкалой по «историку»:

– «412»-му, «центр» на связь!

– На связи «центр» для «412»-го!

– Ясно слышал эхо боя в северо-западном направлении от меня. Что происходит?

– Вас прикрывает первая МГ.

– Что у них там случилось?

– Группа попала в засаду, отходит в сторону Верхатой. На борту один «двухсотый». Ждите «птичку». Конец связи.

Затем я связался по коротковолновой радиостанции с Панаетовым. Он подтвердил факт боя МГ-1, но у Пятого потерь не было. Это означало, что погибший был из числа солдат маневренной группы. Меня мучил вопрос – кто? Но сейчас это выяснять было совершенно бесполезным делом. Да и категорически воспрещалось подобной информацией забивать эфир.

Ко мне подобрался Набат.

– Чуешь? – тревожно спросил он – Со стороны Саясан тоже стреляют…

Мы вслушались. Действительно, с той стороны хребта доносилось едва слышимое торопливое стрекотание длинных автоматических очередей.

– А, очухались, «бойки» – сказал я – Мстят за Халида.

– Ну и где твоя «птичка»? Скоро станет совсем светло и нас обнаружат!

– Не ссы, прорвемся… – ответил я Набату извечной армейской формулой великого утешения.

Едва вертолет коснулся своими шасси бетонных плит военного аэродрома, я сам открыл боковой люк и выскочил из его чрева. Невдалеке я увидел Панаетова, Верещагина и еще каких-то людей. Они шли к нам, отворачиваясь от бешеного потока воздуха и пыли, поднятой лопастями и придерживая свои головные уборы. Я подбежал к Верещагину и вместо доклада спросил:

– Кто?

Пиночет посмотрел на меня и отвел в сторону злой взгляд. Не глядя на меня, он негромко сказал:

– Возьми мою машину.

От аэродрома до госпиталя было недалеко. Но для меня этот путь показался несоизмеримо длинным и тяжелым. Я словно спал. Вот, машина остановилась. Я вышел из нее и увидел Медведя. Но радости от долгожданной встречи, ни у меня, ни у него не было видно. Наоборот – меня пронзила острая боль, исходившая из недр грудной клетки. Медведь сидел в сторонке, на земле, возле кирпичной стены и смотрел куда-то прямо, качаясь взад-вперед, словно читал про себя какую-то мантру. Возле него лежал сверток из окровавленной солдатской плащ-палатки.

– Это все, что от него осталось, – сказал Медведь – Подорвались на фугасе. Он ехал на головном БТРе.

У Медведя на пыльных щеках были видны следы от слез. Он беззвучно плакал, не морщась и не моргая. Только раскачивался взад-вперед, подчеркивая тем самым тяжесть и непоправимость потери. Никакая успешная операция, никакое количество уничтоженных боевиков не оправдало бы эту смерть. Иван даже не сделал ни единого выстрела на этой войне. Его первый бой стал его последним боем.

Я опустился на землю, рядом с Медведем.