Читаем Обратный билет. Воспоминания о немецком летчике, бежавшем из плена полностью

К середине декабря туннель был готов, к этому времени завершились и все остальные приготовления к побегу. Майор Фанельса первым прополз по туннелю, чтобы убедиться, что все в порядке и побегу ничто не помешает. По нашим расчетам, выходное отверстие туннеля должно было находиться за забором сада, который мог надежно скрыть беглецов от бдительных часовых на вышках. После побега отверстие туннеля предполагалось надежно укрыть дерном. Мы надеялись, что туннель не найдут и мы снова сможем использовать его. Однако наши худшие опасения оправдались: в конце концов туннель был обнаружен.

Глава 8

ПОБЕГ

Операция «Побег» была назначена на 20 декабря. Большую часть дня пятеро беглецов пролежали в своих кроватях, чтобы набраться сил перед предстоящим походом. Но полноценно отдохнуть им не удалось – слишком велико было нервное напряжение. Раньше, перед воздушными налетами на Англию, они спали как младенцы и вскакивали с постели за несколько минут до вылета, но теперь их мозг был занят обдумыванием предстоящих им трудностей.

День тянулся мучительно долго. Наконец, за окном сгустились сумерки. Лишь несколько человек в лагере знали, что на этот день назначен побег. Как обычно, мы все собрались в холле на перекличку, после которой началась репетиция хора.

Тем временем работа по прокладке туннеля продвигалась своим чередом. Мы определили место, в котором должен был находиться выход, но как выяснить, не ошиблись ли мы в своих расчетах? Из окна комнаты на верхнем этаже наш наблюдатель с тревогой вглядывался в тропинку, разделявшую два сада. Сторожевая вышка, на которой клевал носом часовой, находилась всего в 30 футах от тропинки. «Мы смотрим внутрь, а вы наружу, – сказал нам как-то один из часовых. – Вот и вся разница». Но существовал еще один нюанс: часовым не приходилось рыть туннель…

Наш наблюдатель внимательно всматривался в темноту за окном. Он должен был условным стуком подать нам сигнал в случае, если часовой на вышке проявит подозрительную активность. Но часовой тайком закурил, и все его внимание было сосредоточено на сигарете.

Наш впередсмотрящий по-прежнему ничего не видел и уже начал беспокоиться. Может быть, что-нибудь не так с туннелем? Может быть, наши расчеты неверны и выход оказался в другом месте? Тем временем на первом этаже вовсю завывал хор: «Мы идем в поход на Англию!» Британского часового совершенно не интересовало, на кого собрались в поход пленные, он по-прежнему наслаждался своей сигаретой. Внезапно наш наблюдатель встрепенулся. Ему показалось, что на тропинке мелькнула какая-то тень, но, как он ни всматривался, больше ничего не увидел. Может быть, он ошибся? Прошло еще полчаса. К удивлению наблюдателя, хор внезапно прекратил свое пение. Что случилось? Неужели побег решили отложить? На лестнице послышались шаги.

– Что случилось? – тревожно прошептал наблюдатель, когда в комнату вошли его товарищи. – Побег не удался?

– Разумеется, удался. Что с тобой? Ты что, заснул? Все пятеро благополучно выбрались из туннеля.

Часы показывали десять вечера, и за окном было темно, хоть глаз выколи. В запасе у беглецов было около десяти часов, прежде чем их отсутствие могло быть обнаружено. Они могли успеть уйти очень далеко. В это время им нетрудно будет сесть на автобус. Как раз сейчас многие возвращаются из кино или пабов. Если один-два молодых человека незаметно смешаются с толпой, кто их заметит?

Когда все остальные обитатели лагеря мирно спали, строители туннеля, не принимавшие участия в побеге, старательно заметали все следы своей деятельности. Когда на следующее утро станет известно о побеге, все закоулки лагеря тут же будут тщательно обысканы. Поэтому наши товарищи изо всех сил старались затруднить охранникам работу. Наконец, они старательно замаскировали вход в туннель, поставили над ним кровать и легли спать, надеясь на лучшее.

Единственное, чем мы могли помочь беглецам, – скрывать их отсутствие как можно дольше. В Суонвике нам не приходилось по утрам выстраиваться на поверку. Нас пересчитывали, когда мы покидали наши комнаты, отправляясь на завтрак. Мы решили, что пять человек должны незаметно проскользнуть обратно в свои комнаты, после того как их посчитают, а затем снова выйти, чтобы их посчитали второй раз вместо отсутствующих. Таким образом, наши беглецы получали в свое распоряжение еще двенадцать часов свободы. Пока все шло хорошо, и мы надеялись, что этот наш трюк тоже сработает.

Война длилась уже довольно долго, и беглецы с обеих сторон демонстрировали дьявольскую изобретательность. Насколько я знаю, несколько трюков так и не были раскрыты, и сейчас еще не время говорить о них – кто знает, вдруг они еще могут пригодиться заключенным? Но о некоторых хитростях я бы хотел рассказать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное