Читаем Обратный билет. Воспоминания о немецком летчике, бежавшем из плена полностью

Отыскав шоссе номер 16, фон Верра направился на ближайшую заправочную станцию и попросил первого же шофера, ехавшего в сторону реки, подвезти его. В подобных ситуациях фон Верра не чувствовал никакого смущения или замешательства. В любой компании он чувствовал себя легко и непринужденно и мог разговаривать с любым незнакомцем так, словно знал его много лет. Подобная непринужденность в обращении несвойственна немцам, и уж тем более странно наблюдать ее у немецкого офицера из аристократической семьи. Однако фон Верра обладал этим полезным качеством, которое теперь сослужило ему хорошую службу и дало огромное преимущество над остальными беглецами.

Фон Верре незнакомо было чувство страха, он всегда готов был рискнуть и испытать свою удачу. Вдобавок ко всему он уже дважды совершал побег, то есть у него уже был кое-какой опыт, и он совсем не выглядел как загнанный зверь, а именно это обычно отличает беглого пленного и вызывает подозрение у окружающих.

Первая же машина, которую остановил фон Верра, направлялась в Кэмпвилл, но это было по пути в Прескотт, куда стремился попасть фон Верра, поэтому водитель без лишних вопросов согласился его подвезти. По пути фон Верра рассказал водителю свою историю, но на сей раз внес в нее некоторые изменения. Теперь он якобы хотел попасть в Кингстон на озере Онтарио, чтобы навестить живущую там тетушку. Фон Верре пришло в голову, что если бы вдруг возникли проблемы с именем тетушки, он всегда мог сослаться на то, что это ее девичья фамилия, чего по понятным причинам он не мог проделать с дядюшкой.

Однако было кое-что, о чем фон Верра не имел ни малейшего понятия. В Кингстоне или, точнее, в форте Генри рядом с Кингстоном находился лагерь для военнопленных, в котором содержалось несколько сот германских офицеров – первых военнопленных, отправленных сюда из Англии в августе 1940 года. Это означало, что местность вблизи Кингстона находится под неусыпным наблюдением полиции, поскольку пленные из форта Генри постоянно предпринимали попытки побега. Это обстоятельство могло оказаться роковым для фон Верры, но удача была на его стороне, и в Кэмпвилле он тут же остановил другую машину, водитель которой согласился подвезти его до Прескотта.

В машине находились две женщины – мать и дочь. Дочь сидела за рулем, а мать болтала с молодым голландцем, все больше и больше проникаясь к нему симпатией. Все матери незамужних дочерей подсознательно воспринимают каждого мужчину как потенциального зятя, поэтому мать пригласила попутчика к себе домой на чашку чая. В разговоре она упомянула, что кроме машины и дома ее муж владеет лесопилкой, где всегда есть работа для молодых крепких мужчин. Вот летом, к примеру, надо сплавлять по реке бревна, чем не работа для моряка?

Предложение выпить чашку чаю, а может быть, и вкусно поесть было очень соблазнительным, но фон Верра никак не мог принять его. Во-первых, опасно было оставаться дольше, чем нужно, на канадской земле, да и потом под пальто на нем была форма офицера люфтваффе, не мог же он сесть за стол в пальто, застегнутом на все пуговицы. Нет, у него есть цель, и он должен сконцентрироваться на ней – нужно как можно скорее переправиться через реку на территорию США. Поэтому фон Верра сказал женщине, что сначала должен найти себе жилье, а на следующий день позволит себе воспользоваться ее гостеприимством. Мать восприняла это заявление как еще один признак хорошего воспитания молодого человека, да и дочь, судя по всему, была не против увидеть его снова.

Совсем не собиравшийся подыскивать себе жилье в Прескотте фон Верра стоял на берегу великой реки, продрогший до костей, и с тоской смотрел вдаль. Было четыре часа пополудни, самое время для вечернего чая. Широкая река несла свои воды через заснеженную равнину. Из-за тумана фон Верра не мог разглядеть другой берег, к тому же постепенно сгущались сумерки. Насколько он мог судить, поверхность реки уже успела покрыться льдом. Он обнаружил на берегу заброшенную хибарку и укрылся там, поджидая, пока стемнеет. Он не хотел, чтобы кто-то заметил, как черная тень перебирается по льду с одного берега реки на другой. По шоссе, которое шло параллельно реке, то и дело проносились машины, вот проехала телега, но пешеходов видно не было. Это был субботний вечер, люди уже закончили работу и сидели в своих теплых и уютных домах.

Дождавшись темноты, фон Верра выскользнул из своего укрытия. Борясь с кусачим морозом, фон Верра намотал свой тонкий шарф на шапку, плотно закрыв уши. Его пальто, форма и тонкий свитер не давали ему замерзнуть, а ноги в меховых сапогах чувствовали себя весьма уютно. Вот только в желудке у него было совсем пусто, прошло уже двадцать четыре часа с того момента, как он ел горячую пищу. Теперь он прикончил последний кусок шоколада. Потом фон Верра узнал, что той ночью температура упала до нуля градусов по Фаренгейту – довольно холодно, но по канадским меркам для этого времени года вполне терпимо.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное