Читаем Обратный билет. Воспоминания о немецком летчике, бежавшем из плена полностью

Кромка льда была толстой и прочной. Спустить лодку на воду оказалось легче легкого, фон Верра запрыгнул в нее и с удвоенной энергией погреб к американскому берегу. В лодке не было весел, но у фон Верры была доска, которую он использовал вместо весла. Теперь держать прямой курс было затруднительно, потому что течение реки было довольно сильным и постоянно норовило снести лодку вниз, однако фон Верра постепенно продвигался вперед. Раньше он чертыхался, проклиная лодку за ее тяжесть, но теперь он был даже рад этому, потому что мимо стремительно проносились большие куски льда, то и дело ударяя в борта лодки.

Грести неуклюжим веслом было нелегко, и лодку уже отнесло на порядочное расстояние от того места, где фон Верра спустил ее на воду, но это не беспокоило его. Не важно, где он выйдет на берег, все равно это будет территория США.

Свободная ото льда протока оказалась шириной 300 ярдов, но он, наконец, пересек ее, и нос лодки уткнулся в кромку льда на противоположной стороне. В этот момент триумфа фон Верра забыл про свою усталость и холод, радостно вскочил на ноги и спрыгнул на лед. Лодка, оттолкнувшись, заскользила вниз по течению, а фон Верра, спотыкаясь и падая, бросился бежать к берегу. Теперь уже недалеко.

Оказалось, что расстояние до американского берега больше, чем на канадской стороне, и фон Верре пришлось пройти около 500 ярдов. Он брел медленно – усталость брала свое, – кроме того, надо было внимательно смотреть вперед. Он совсем не хотел после всех своих мучений попасть в руки американской полиции. Они могут предпочесть самый легкий выход из положения и попросту отправить его обратно на канадский берег.

Наконец фон Верра добрался до берега и ступил на территорию США. Он постоял некоторое время на берегу, оглядываясь. Ему хотелось закричать от радости, но он сдержал свой порыв. Он все еще не чувствовал себя в полной безопасности и хотел уйти как можно дальше в глубь страны. Впереди фон Верра увидел большое здание с освещенными окнами и осторожно приблизился к нему. Окна здания были заделаны решетками. Это настораживало. Обычно такие окна бывают в полицейских участках, тюрьмах и тому подобных заведениях. С еще большей осторожностью фон Верра обогнул здание и взглянул на фасад, выходивший на шоссе, которое шло параллельно реке Святого Лаврентия.

У ворот стояла машина, возле которой мирно болтали две женщины. С женщинами всегда легче найти общий язык, и фон Верра направился прямо к ним. В конце концов, было всего десять часов и в его появлении не было ничего странного. Однако в самый последний момент он увидел, что капот машины поднят и над мотором склонился мужчина. Как и в случае с полицейским, фон Верра решил положиться на удачу.

Женщины сразу заметили странного незнакомца. Тяжелая работа, которую ему пришлось проделать за прошедшие несколько часов, наложила свой отпечаток – лицо у фон Верры было изможденное, он весь был в грязи.

– Что с вами случилось? – спросила одна из женщин, и тут фон Верра увидел вывеску над воротами. Там было написано «Госпиталь», а вовсе не «Полицейский участок», чего он так опасался. Эти женщины, наверное, были медсестрами. Фон Верра решил, что в данном случае честность – лучшая тактика.

– Меня зовут фон Верра, – заявил он. – Я – лейтенант германских ВВС и только что бежал из Канады.

– Не может быть! – с изумлением воскликнула одна из женщин. – Закурите?

Онемевшими пальцами фон Верра взял предложенную ему сигарету. Обе женщины смотрели на него с живым любопытством и явным восхищением. Мужчина, который только что подошел к ним, был не так дружелюбно настроен и пробормотал что-то неразборчивое.

– Вы не могли бы подвезти меня в ближайший город, откуда я мог бы позвонить в германское консульство? – спросил фон Верра.

Мужчина проигнорировал его вопрос и, повернувшись к женщинам, сообщил, что машина готова и они могут ехать. Но две медсестры – догадка фон Верры оказалась верной – настояли на том, чтобы он также поехал с ними. Мужчина был явно недоволен. Для него фон Верра был ненужной проблемой. Если он сказал правду, это могло привести к неприятностям, с другой стороны, он ведь мог оказаться и беглым преступником. В конце концов он согласился подвезти фон Верру на подножке автомобиля до ближайшего города – Огденсбурга. Возле города мужчина высадил фон Верру, сказав, что должен отвезти женщин на станцию, однако пообещав вскоре вернуться. Фон Верра решил остаться и подождать его возвращения. Через некоторое время мужчина в самом деле вернулся, рядом с ним в машине сидел человек в синей форме. Фон Верра увидел металлический жетон с орлом и буквы «США». Это был полицейский, но теперь фон Верра не испытывал перед ним никакого страха, это было как раз то, что нужно.

– Тебе лучше поехать со мной, парень, – сказал полицейский.

– Именно это я и собирался сделать, – ответил фон Верра и, распахнув пальто, продемонстрировал полицейскому форму офицера люфтваффе.

Глава 15

ВОЗВРАЩЕНИЕ И ГИБЕЛЬ ФОН ВЕРРЫ

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное