Образ, бережно хранимый: Жизнь Пушкина в памяти поколений

Об интересах и пристрастиях публики свидетельствуют и примеры тем, мотивов, вызвавших единодушное восхищение читателей. Так, виртуозными и занимательными были признаны шутливо-иронические строки о женских ножках. Написано было множество вариаций, развивающих эту тему. Особенно отличался в этом «Дамский журнал» во главе с его издателем — сентиментальным поэтом князем Шаликовым. В пародийной стихотворной повести «Две гробовые доски» автор, скрывавшийся под псевдонимом «Касьян Русский», описывает маркизу молодую, «красавицу в осьмнадцать лет», и советует заглянуть в любой роман, чтобы составить полное себе ее описание. И здесь упоминается

...пара востроносых ножек,
Немного больше чайных ложек
За Пушкиным в счастливый путь,
Еще прибавить что-нибудь...

Нельзя не отметить нескольких серьезных критических разборов, в которых, в частности, роман называется «теорией жизни человеческой», произведением, которое призвано дать полную картину жизни не только внешней, но прежде всего внутренней. Эти достоинства увидел критик «Сына отечества» (1828, ч. 118, № 7) в «Евгении Онегине».

Иван Киреевский оценил новаторство Пушкина. В статье «Нечто о характере поэзии Пушкина» («Московский вестник», 1828, № 5) отмечается, что «Евгением Онегиным» начинается новый период русской литературы, отличительные черты которого — «живописность» и какая-то задумчивость, что-то невыразимое, понятное лишь русскому сердцу. Критик видит в романе «верность описаний, оригинальность языка», черты национальные, чисто русские. Но все же и ему не удалось охватить в полной мере «даль свободного романа». В вышедшей к тому времени пятой главе «Евгения Онегина» Киреевский находит «пустоту содержания»...

По мере публикации новых глав в оценках все отчетливее звучат нотки сарказма, иронии. Роман оказывается мишенью пародий и эпиграмм. С. Н. Глинка вспоминал, что сам лично читал А. С. Пушкину экспромт под названием «Сочинителю Евгения Онегина»:

Мертвого света ты живописец,
Кистью рисуешь призраки людей.
Что твой Онегин — он летописец
Моды забавной безжизненных дней.

В пародии «Иван Алексеевич, или Новый Онегин», появившейся в журнале «Галатея», осмеиваются и содержание, и композиция романа.

Пушкин предполагал, какие возражения вызовет его произведение у публики. В предисловии к изданию первой главы поэт писал, что предвидит несогласие критиков, которые станут «осуждать... антипоэтический характер главного лица». Ведь даже в идейно близких кругах выражалось именно такое отношение к герою романа. По словам Пушкина, Н. Н. Раевский роман «бранит», так как ожидал «романтизма, нашел сатиру и цинизм и порядочно не расчухал». Декабристская критика, исходившая из требований воспевать «высокое», прославлять героические доблести, тоже не могла сочувственно принять изображение картин «светской жизни». Пушкин отстаивал право поэта на изображение любых предметов, в том числе и жизни в свете. Полемизируя с ним, А. А. Бестужев писал: «...для чего тебе из пушки стрелять в бабочку?» Подразумевалось, что жизнеописание Онегина — слишком ничтожная тема для романа. Обложка первой главы украшалась виньеткой с изображением бабочки — Бестужев воспринял это как намек на суть характера героя.

Вспомним о том, какую дружескую полемику вызвал замысел романа у декабристов, известных литераторов и создателей альманаха «Полярная звезда» А. А. Бестужева и К. Ф. Рылеева. Пушкин, как известно, был знаком с обоими, их связывала дружба, близость политических воззрений. Декабристы возлагали большие надежды на поэта. В последнем письме, незадолго до восстания, Рылеев писал Пушкину: «На тебя устремлены глаза России, тебя любят, тебе верят, тебе подражают. Будь Поэт и Гражданин...»

Когда вышла из печати первая глава «Онегина», издателям «Полярной звезды» была уже известна завершенная к тому времени (в октябре 1824 года) поэма «Цыганы»[87]: ее читал брат поэта, Лев Сергеевич. Этим объясняется сопоставление первой главы «Онегина» с «Цыганами». А. Бестужев в статье «Взгляд на русскую словесность в течение 1824 года и начала 1825 г.», как и в письмах к поэту, настаивал на том, что заявленная в романе тема и трактовка героя несвоевременны. Сюжет мог бы быть достоин поэтического воплощения, если бы в центре был человек наподобие Чацкого. Герой в понимании декабристски настроенных литераторов должен быть поставлен «в контраст со светом, чтобы в резком злословии показать его резкие черты»[88].