Образ Луны. Сборник стихов

«Пять тысяч за колбасы, ждёт их наша касса». —

«Нет денег у меня – потратил на лекарства.

Сейчас я очень болен, слабость у меня…» —

«Но как же ты пришёл?» – «Сейчас, в начале дня,

Немного полегчало, и держусь покуда…

Но завтра будет хуже!» – «Знаешь ты откуда?» —

«Я чувствую…» – «А деньги? Ты у нас в долгу!

Когда вернёшь?» – «Вернуть я деньги не могу…»

В отчаяньи пришлось за голову схватиться:

«Дела зашли в тупик!.. Как мне распорядиться?»

Оставив Журавлёва, к Савве я пошёл,

Тот, выслушав, спросил: «Он что, с ума сошёл?»

А что я мог сказать? В ответ развёл руками,

И Савва продолжал: «Что ж делать с дураками…

Я «крышу» вызываю! Журавлёв пусть ждёт

Никто не виноват, что парень – идиот…»

Всего лишь полчаса пришлось нам дожидаться…

Не дай Господь кому с той «крышей» повстречаться!

Шёл первым «бригадир», невзрачный и худой,

И следовал за ним из двух громил конвой.

Но возвращался взгляд упрямо к «бригадиру»,

Всё выдавало в нём отпетого задиру:

Всю голову глубокий шрам пересекал,

И этот шрам парик небрежный прикрывал.

Они, а с ними Савва, скрылись в кабинете,

Где Журавлёв сидел, что уличён в растрате.

Слышны из кабинета были голоса…

Потом раздался крик, шлепок!.. О, небеса!

Мне не дано ценить подобную утеху,

И я спустился вниз, чтобы пройтись по цеху.

Всё, вроде, поделом… Но Журавлёва жаль…

От глупости такой я испытал печаль,

И, через полчаса вернувшись к кабинету,

Я был готов к любому страшному сюжету.

За дверью тишина… Я робко постучал…

«Зайди!» – мне из-за двери Савва отвечал.

С ним Журавлёв сидел, живой и невредимый,

Лишь на одной щеке багровый оттиск зримый.

«Он понял, что неправ, – Савелий мне сказал,

В блокнотик электронный что-то записал. —

И с завтрашнего дня к работе он вернётся,

Чтоб деньги нам вернуть, как в бизнесе ведётся.

Я прав? – И Журавлёв кивает головой. —

Ну, на сегодня всё. Теперь иди домой».

Но Журавлёв вдруг неожиданно взмолился:

«Савелий Львович, я совсем поизносился,

Ещё немного – и дойду я до сумы…

Три тысячи рублей прошу дать мне взаймы!»

Савелий рот открыл… Со мной переглянулся:

«Парнишка, видно, окончательно рехнулся!»

А Журавлёв продолжил жалобно просить:

«Три тысячи прошу… Без них мне не прожить!»

Тут мне за Журавлёва очень стыдно стало,

Я руку протянул, чтоб вышвырнуть нахала…

Но Савва вдруг спокойно очень мне сказал:

«Скажи кассиру: деньги дать я приказал». —

«Но как же мы теперь с деньгами разберёмся?» —

«Оставь, здесь все свои… мы… как-нибудь сочтёмся…»

Как это понимать? И этот странный тон…

Мне показалось… что вопрос уже решён:

Никто уже ни в чём не будет разбираться,

А посему и мне не надобно стараться.

Хозяева решили – знать, они правы!

Но Журавлёв никак не шёл из головы.

Конечно, наш водитель – человек пустяшный…

Но он не испугался этой «крыши» страшной!

Он вовсе не герой, коль шёл на воровство…

Но в глупости его сквозило естество!

Он человек плохой – таким он и остался,

И выглядеть хорошим даже не пытался.

Поставленный на «счётчик», денег вновь просил,

Не думая о том, что честь он уронил.

Всех этих мелочей он был намного выше,

Как будто у него есть собственная «крыша»!

Иное дело я… На всё пойти готов,

Чтоб слышать от хозяев пару добрых слов,

Зарплате низкой рад, веду себя примерно,

Они ж себя ведут со мной высокомерно…

На следующий день явился наш должник,

И развозил два дня колбасы грузовик…

На третий день он снова будто испарился —

Вот тут я на него серьёзно обозлился

И Савве обо всём – как надо! – доложил!

А тот… лишь Журавлёва телефон спросил .

Наутро я зашёл к Савелию с отчётом —

Там Журавлёв и Савва, говорят о чём-то.

Обрадовался я: «Явился, Алексей!?

Колбасы отвези в «Ашан», да поскорей!»

Но за него ответил Савва мне устало:

«С него, как понимаешь, толку очень мало…

Водителя другого надо нам искать». —

«А как же нам удастся долг с него взыскать?» —

«Ну-у,.. долг ему простим, – сказал, замявшись, Савва, —

За это мы доверим Алексею право

Директором побыть – так… в фирмочке одной…

Ты паспорт мне принёс?» – кивнул тот головой.

Теперь мне стало ясно: фирма подставная…

Но Журавлёву не нужна судьба иная:

Не будет он, как я, работать день-деньской,

Чтоб обрести в труде души своей покой.

Его я презирал… И вдруг на удивленье

Я ощутил к нему большое уваженье!

За то, что – я уверен в этом! – презирал

Тех, кто, разбогатев, людьми нас не считал.

А я своих хозяев слишком «уважаю»

И собственную цену этим занижаю.

Я был, как раб, унижен, и они смогли

Подумать, что они – хозяева земли!

Не думал, не гадал, живя на свете белом,

Что человек дрянной стать может мне примером!

Два портрета Пушкина

Я средь бумаг нашёл две автотипии —

То Пушкина портрет, Кипренского творенье.

А Пушкин для меня не рядовой пиит —

Он яркая звезда, непревзойдённый гений

И эталон для тех, кто жаждет сочинять.

Я в рамке на стене решил портрет повесить

(В надежде часть его таланта перенять).

Но вот какой из двух? Серьёзно надо взвесить.

Казался слишком ярким мне один портрет:

С румянцем на щеках, с глазами голубыми —

Как на открытке – был любимейший поэт.

Такой вульгарный вид пред днями роковыми?..

Я сразу эту репродукцию отверг:

Его убил Дантес… А он некстати весел.

С другой же на меня взирает человек