Обреченная

Однако Макколл так и не подверг Вудстока перекрестному допросу по поводу моего поведения. Вместо этого он продолжал допрашивать офицера о моем незаконном заключении в камере в течение половины ночи, игнорируя саму цель слушаний – цирк, где мой портрет Дориана Грея должен превратиться в почерневший холст, на котором он нарисован. Мэдисон говорил о том, что мне дали только воды и шоколадку «Три мушкетера» в течение двенадцати часов допроса, несмотря на рану в плече.

Затем вызвали охранника из моего сектора, чтобы тот рассказал о моем поведении в тюрьме. Он заявил, что ему пришлось трижды переводить меня, чтобы избежать ссоры в тюрьме, настолько «вздорной личностью» я была. Не думаю, чтобы охранник сам нашел эти слова, поскольку никаких ссор я вовсе не заводила. Он произносил эти слова по слогам. Вздор-на-я лич-ность. Очевидно, они с Вудстоком читали один и тот же словарь.

Дэвис также вызвал эксперта по тюремному социуму. Чтобы не допустить пожизненного заключения без права досрочного освобождения, государство должно было доказать, что я буду постоянно представлять угрозу для общества, что стану в будущем опасностью для жителей тюремного Камелота. По его мнению (а позже – и по мнению присяжных), моя энергия, мой гнев и мое застарелое безразличие к человеческим переживаниям – все это вело к моей неспособности к сосуществованию даже в тюремных стенах.

Тот парень, которого я отлупила в пятом классе, показал, что после этого ему несколько недель снились кошмары. Том Дэвис убедил присяжных, что это иллюстрирует мою безнравственность и весьма существенно в свете их решения насчет моей опасности для общества в будущем. Так все и продолжалось при освещении каждого моего нехорошего поступка, какие я когда-либо совершала, невзирая на доказательства, обвинения и давление.

– Я до сих пор ее боюсь! – хныкал тот тип.

– Она патологическая врунья, – говорила девушка, которую я знала со средней школы. – Она сказала мне, что ее мать – врач. Я не знала, что ее мать обслуживает столики, а по вечерам кривляется в театре.

– Она заставляла меня делать домашние задания, которых не задавали, – говорила другая моя одноклассница. Я даже ни имени, ни лица ее не помнила.

Снова вызвали Бобби, чтобы продемонстрировать мои склонности к манипулированию.

– Она заставляла меня выдавать информацию о разных людях, – заявил он.

– Она использовала меня ради пиццы, – подтвердил парень из «Лоренцо».

– Она сказала мне, что окончила колледж, – рассказал директор одной из школ, где я работала.

– Она никогда не говорила мне, что была беременна, – снова заговорил Бобби. – Она заставляла меня пользоваться презервативами, словно они нам были нужны. А потом наврала про своего отца.

– Она напугала меня еще при первой нашей встрече. Не знаю почему. Просто манера речи у нее была такая. Она на меня так посмотрела! Я сразу поняла, что могу стать ее очередной жертвой, – сказала моя соседка по комнате с первого курса, которая прожила со мной в комнате всего пять минут, прежде чем переехать. – Она сказала, что учится на подготовительных курсах в медицинском колледже, но я никогда не видела, чтобы она что-нибудь учила. Все подготовишки, которых я знала, все свое время проводили в библиотеке, если вы понимаете, что я хочу сказать, – говорила она.

Но откуда ей было знать, что я делала, а чего – нет? Я ни с кем не жила со старших классов, а эта девушка потребовала перевести ее в другую комнату в тот же день, что я въехала. Может, она сразу заметила то, что я пыталась скрывать в течение многих лет. Или просто ей хотелось жить в одноместной комнате. Она едва помнила меня, но ей хотелось получить свои пятнадцать минут славы.

Даже Фельдшера Номер Один вызвали повесткой. Его допрашивали насчет моей склонности втравливать моего младшего братика в неприятности, когда я была ребенком. Он сидел перед нами и заявлял, что именно я выжила его из дому. Это из-за меня он оставил мою мать, обремененную двумя детьми, а не из-за той стюардессы, которую он трахал три дня в неделю в Бербэнке.

Доставили самолетом даже того полицейского, который арестовал меня пять лет назад за магазинную кражу, чтобы подтвердить мой единственный привод.

– Она украла пачку жевательной резинки и лифчик в магазине, – сказал он. – Засунула их в сумочку и попыталась выйти через переднюю дверь как ни в чем не бывало.

Однако сам факт этого привода был одним из самых весомых доказательств моей предрасположенности к преступному поведению – особенно к так называемому аморальному поведению. Я поступала так прежде и буду поступать, если только подвернется возможность.