Обреченность

Через некоторое время внизу раздались - шум, крики, яростная брань, будто там происходила борьба или драка. Испугавшись хозяйка закрылась в своей комнате, молясь, чтобы бандиты не тронули ее.

Когда утром она спустилась вниз, то увидела перевернутую и разломанную мебель, а на полу следы крови.

В этот же день насмерть перепуганная женщина с негодованием жаловалась зашедшей соседке.

— Вы знаете фрау Фрингс, эти советские офицеры настоящие звери. Они не щадят никого. Я так испугалась. Слава Христу, что нас оккупировали англичане, а не эти варвары.

Полковника Кулакова и его товарищей захватила спецгруппа СМЕРШ и перевезла в Вену. Кулакова бросили во внутреннюю тюрьму дворца Эпштайн, где располагалась штаб- квартира советских войск.

В тюрьме у него отобрали протезы и трость. Ежедневно его вызывали на допрос на один из верхних этажей здания. Он должен был подниматься наверх и спускаться в подвал, ползя на руках и обрубках ног.

На лицах надзирателей было написано нескрываемое любопытство. Что же мог сделать этот инвалид, если его держат в штрафном боксе?

Один их них спросил спросил своего напарника:

— А этого за што?

Оглянувшись тот ответил вопросом на вопрос:

— Анекдот про зайца знаешь?

— Нет!

— Тогда слушай:

Бежит по лесу заяц. Его спрашивают: «Чего ты, заяц, бежишь?»

«Там верблюдов е...», — отвечает. «Так ты же не верблюд!» «Э, все равно вые... — а потом доказывай, что ты не верблюд».

— Га- га-га! Гы-гы-гы!

После допросов Кулакова по каменным ступеням опускали в подвал и оставляли лежать на грязном бетонном полу.

В камере не было окон, откуда-то сверху едва брезжил искусственный свет. Глаза с трудом различали предметы. Серые от грязи нары, ржавый железный стол. В металлическую раковину капала вода из неплотно закрытого крана.

В тусклом свете лампы Кулаков как бы со стороны видел на полу скрюченный обрубок. Время от времени обрубок с трудом открывал глаза и шевелил разбитыми губами:

— Во имя отца и сына...

Он бился головой о холодный бетонный пол и молил Бога только о смерти. Лишь она могла избавить его от мук и боли.

На серых бетонных стенах повис липкий страх. В углах притаилась его мерзкая рожа.

Листьями опавшими падали на бетонный пол слова молитвы.

— Спаси, Господи, люди Твоя... оставь, прости, Боже, прегрешения наши...

У тяжелой оббитой железом двери топтался старшина коридорный. На нем была синяя фуражка с красным околышем, синие галифе, темно-зеленая гимнастерка.

— Помяни, Господи, братьев наших плененных... - как стон слышалось из-за двери.

Скрипя блестящим сапогами коридорный отошел от двери.

«Молись, молись блядь фашистская... Предатель. Пойду чифиру заварю. Все время быстрее пойдет» - бурчал старшина, ставя на плиту чайник.

Арестант скользил безумным взглядом по каменной стене. Был он весь в холодном поту.

— Господи-ииии!.. Господи дай мне путь ко спасению прощения и жизнь вечную.

Взгляд упал на маленький осколок зеркала, вмазанный в стену над раковиной.

Через полчаса старшина глотнув чифира и выкурив папиросу заглянул в глазок:

— Твою же мать!..

Гремя засовом, распахнул тяжелую дверь камеры и шагнул с высокого порога. Резко шибануло запахом параши.

Старшина шарахнулся в сторону, ступив начищенным сапогом в густую, черную лужу, в которой скорчившись лежал обрубок. В окровавленных пальцах он держал маленький блестящий осколок.

Господь все таки услышал его молитву.

— Помяни нас, смиренных и грешных...

* * *

Ранним утром 1 июня на площади в центре лагеря собрались все женщины и казаки. В середине поставили помост для Богослужения, у которого расположились священники и хор. Кругом стали казаки, и часть юнкеров, решивших защищать женщин и детей. Началась служба Божия.

Многоликая пестрая масса женщин, детей и мужчин, с плачем и стоном опустились на колени. Платки, папахи, кубанки, фуражки закачались на минуту и остановились. Площадь снова стала мертвой, тихой.

Муренцов встал с постели и на заплетающихся ногах пришел на площадь. Были слышны тонкие рвущиеся женские голоса.

— Со свя-ты-ми... свят-ты-ми...

Мужчин было почти не слышно. Животный страх сковал грудные клетки. Мужчины прерывисто басили:

— Со свя-ты-ми упокой...

Около восьми часов пришли грузовики и танки с солдатами. Окружили толпу молящихся и, постепенно ссужая круг, стали теснить людей к центру. Повсюду слышались крики команд и ругань. Кто-то вырвался из толпы и побежал в сторону. Грохнул выстрел. Взвыла одна баба, за нею другая.

— Господи Исусе Христе! — застонали, заплакали сзади Муренцова. Кто-то хрипло дыша толкнул его в спину.

— Господи... прости нас грешных, господи прости... За что?..

В стороне от толпы стоял английский солдат и что-то хрипло кричал. К нему что то прося и умоляюще заламывая руки, подбежала женщина. Вместо ответа солдат ударил ее в лицо прикладом винтовки и она как сноп упала на землю.

Круг со стоящими людьми продолжал медленно сжиматься. Муренцов стоял рядом с худой женщиной, в накинутом на плечи одеяле.