Обреченные жить (Форт у Синей реки)

— Ничего-то ты не понимаешь! — Ната обняла девушку и своей мягкостью заставила импульсивную Элину утихомириться и спокойно выслушать объяснения. — Он сделал то, что должен был сделать. Да, он поступил плохо, очень плохо. Но он, не раздумывая, бросился ей на помощь, и, рискуя собой, спас Анну. Если для многих наших это вполне обычное решение, то для него — подвиг! Ты понимаешь это? Он, впервые в жизни, кого-то убил. И не просто убил, а именно, защищая другого человека. А мог бы, и убежать… Или, попытаться это сделать.

Я сделал ей знак не увлекаться.

— Так что в этом плохого? — Ната кивнула. — Теперь и она, не будет так враждебно относиться к нему, и остальные смогут забыть все его прошлое. А что она к нему ходит, так пусть ходит… Вдруг, захочет остаться?

— Она? С ним? Ни за что!

Ната лукаво посмотрела на меня и ничего не ответила своей возмущенной подруге. Мы с ней никому не признались в том, что все было спланировано, даже это. Но об этом никто не должен знать, включая Элину! Нельзя оставлять в форте человека, становившегося для всех как бы «вешалкой», на которую всегда можно сбросить плохое настроение, нельзя глухой стеной оградить его о тех взглядов, какие он получал от жителей форта… Естественно, что девушки в поселке, помнящие о его прошлом, вряд ли захотят разделить с ним свою судьбу. И только две из них, сами испытавшие в полной мере всю боль и унижение, могут его понять… Анна, вконец разуверившаяся в людях, едва не наложившая на себя руки — и Пленник, получивший возможность начать новую жизнь. Останутся ли они вместе, или, после его выздоровления, она не захочет больше появляться в доме, бывшего недавно и ее домом — пусть решают сами. Сделать большего, мы уже не могли. Но главное достигнуто — к Пленнику станут относиться лучше. А мы, со Стопарем, подумав, решили дать ему имя…

— Жаль, Совы с нами нет. Когда нужен, вечно, где-то бродит… Тот уж бы как назвал, так назвал. В точку.

— Попробуем сами, — подошедший Черноног попробовал вмешаться… — Какой масти была шкура убитого волка?

— Как обычно… Буро-Желтой.

— Вот пусть и зовется — Желтый волк. Нет, даже иначе. Зверь ему бока, чем распорол? Когтями? Вот и память останется — Желтый коготь!

Я поморщился:

— Чер, ты уж, в самом деле, увлекся малость… Слишком длинно. И дико. Набрался у Совы? Тот, вечно к месту и не к месту человека со зверем свяжет! Хотя, кто его знает? Нет, не приживется.

— Ну, тогда предложи сам. Ты же вождь — тебе и решать! Что нам лезть со своими советами?

Я хлопнул обидевшегося следопыта по плечу:

— Не обижайся. Ну, действительно — какой еще коготь? Имя должно быть звучное и сразу запоминающееся — как твое или Бугая!

Стопарь хитро прищурил один глаз:

— Придумал! Если вы не против… Волкобой!

Я на секунду замер, а потом согласно кивнул — это прозвище могло подойти к Пленнику, как нельзя лучше. Оно сразу говорило о том, что тот совершил в пади, а, вместе с тем, заставляло и в будущем подтверждать явный смысл, заложенный этим словосочетанием. И, кроме того, обидное и унизительное — Пленник — сразу затушевывалось и пропадало прочь. Не мог человек, носящий такое имя, оставаться пленником!

— Что-то мне это напоминает… — Чер подозрительно посмотрел на кузнеца.

— Ага! — тот не стал оправдываться. — Я тоже книжки про индейцев читал… Только того, чуть-чуть, по-другому звали. Зверобой, кажется?

— Я тоже читал. Помню, — я спокойно посмотрел на обоих. — Стопарь хорошо придумал. Так тому и быть. Зваться парню — Волкобой!

Вечером, возле костра, когда все лениво болтали после сытного ужина, я призвал всех к молчанию:

— …Своим поступком он искупил свое же зло. Своим мужеством — прежнюю робость. А новым именем — зачеркнул прежнюю жизнь!

Волкобой, при всеобщем одобрении, получив из моих рук оружие и новое прозвище, вначале не мог произнести ни слова. Потом трясущимися губами прошептал — Спасибо! — после чего убежал на скалу. Я велел его не тревожить. Он спустился лишь утром, сразу направившись ко мне:

— Я никогда этого не забуду…

Вместо ответа, я лишь крепко пожал его руку. Так в форте исчез прежний мужчина, считавшийся им только по рождению, и появился новый — настоящий!

Глава 17 Лада

— Мне надо с тобой поговорить…

Статная, крепкая, вся излучающая силу и здоровье, загорелая под лучами солнечного светила, с небрежно отброшенной на плечо косой, она стояла передо мной и ждала ответа. Ей очень шло ее имя — Лада. Женщина очень красивая, той, сельской и редко встречающейся нежностью, которой нередко завидовали многие городские модницы. На ней было длинное платье с разрезами по бокам — одежда, которая стала обычным нарядом наших женщин, не стесняющим движений и оставляющее возможность, как для спокойной ходьбы, так и для бега. По краям оно украшено бахромой — дань моде, перенятая у Совы! Сверху шел глубокий вырез, идущий от горловины к крепким, налитым грудям. В поясе перехвачено ремешком, сплетенным из нескольких кожаных шнуров, на котором висел мешочек с какими-то, нужными мелочами. Под платьем скрывались идущие до щиколоток штаны, плотно обтягивавшие полные и крепкие бедра.