Обреченный

А потом уже Мансур взглянул на книгу у себя в руках и подумал про ее главного героя – Раскольникова, который зарубил двух старух и мучился моральным вопросом, спрашивая себя: «Тварь я дрожащая или нет?». Как же сложно, подумал Мансур, стоя у книжной полки, как же сложно жить, когда внутри тебя сидит клокочущий радикал, не принимающий порядки современности, но когда в то же время природа у тебя смиренная и ровная; как же тяжко жить с противоречивой сущностью, когда ты сам с собой в конфликте; и когда прошлое, от которого ты отошел годами, взглядами и надеждами, не желает тебя отпускать. И ты все ждешь, пока, подобно Раскольникову, чтобы окончательно в себе разобраться и выяснить, тварь ты дрожащая или нет, пойдешь на риск, оправданный хотя бы тем, что так ты сможешь познать себя и цену себе. «Так тварь я дрожащая или нет?» – вслух спросил он себя, и тут же мысленно себе ответил: «Грош цена жизни, проходящей в страхе и нерешительности, даже если во всех внешних формах она благоприятна. Порабощенный страхами и удобствами бытия влачит самую незавидную и жалкую на свете жизнь, – жизнь, которая со всею полнотою проживается и ощущается лишь в миг преодоления препятствий, когда побеждаешь, в первую очередь, самого себя, превозмогая все формы жалких фобий. И стоит ли этот миг, преходящий миг земного пребывания, того, чтобы себя не уважая за него цепляться?»

Он положил книгу на место, вернулся к креслу, сел в него, оперся локтями о колени и с силой протер ладонями лицо, словно смывая ими въевшееся в голову и душу бремя тяжких переживаний и буйных мыслей. Затем он откинулся на спинку, кладя руки на подлокотники, и с бездумной тяжестью в глазах уставился в пространство, неспешно покручивая кольцо на руке.

Нет, отвечал он себе, я не тот жалкий хлюпик, обида на собственную судьбу которого вынуждает свести счеты с жизнью. Не пугают меня и трудности – я в них вырос и ими закален. И никогда ни превратности жизни, ни тяготы испытаний и ненависть к самому существованию, ни великое отчаяние, ни потеря родных людей не могли заставить меня даже задуматься о том, чтобы только из-за этого я мог желать себе смерти. Иногда я боялся смерти до умопомрачения, а иногда бросал ей вызов, безумно ее желая. Но не обида, злость и отчаяние меня к этому толкали.

Но, продолжал он думать, я человек – тот человек, который «сотворен слабым». Он меня таким сотворил, и я не могу, ни силою воли, ни силою разума или веры, быть не тем, кем сам Бог пожелал меня сделать. В этой слабости, немощности, уязвимости и заключается суть испытаний. И я испытуем, и сознание этого факта наделяла меня достаточной силой и стойкостью, чтобы с достоинством проходить тяготы жизни.

Затем он поднялся с кресла, сел на пол и, воздев руки к небу, сказал:

– О Господь мой! В моей власти всегда было лишь принимать те условия, в которые Ты меня ввергал. И я всегда смиренно относился ко всяким невзгодам моей судьбы, Тобою мне предначертанной. Но я вовсе не снимаю с себя ответственности за те неблаговидные поступки свои и их последствия, ибо Ты наделил меня разумом и волей, и даровал мне знания истины, которым я, однако, редко когда следовал. О мой Господь! Я был далек от праведности, нередко идя на поводу своим прихотям, так прости же меня. О Господь мой, я на распутье, так помоги же мне избрать праведный путь.

Затем он позвонил Ахмеду через Телеграм и рассказал, где и в каком положении он находится и что хочет присоединиться к ним. Ахмед, немного подумав, сказал, что постарается сделать все, что в его силах, после чего, «примерно через пару дней», свяжется с ним. Мансур отключил связь и обменялся с ним через тот же Телеграм несколькими сообщениями.

Вздохнув с облегчением, он лег в постель с той мыслью, которая заставила его писать Ахмеду эти сообщения. Но он был слишком измотан, чтобы о чем-то еще думать. И поэтому, с легкостью отбросив всякие раздумья, тут же уснул.

Глава 30

Мыслью этой был Игорь, гендиректор, – как с ним теперь быть? На другой день, когда он проснулся и лежал в постели с открытыми глазами, эта мысль снова к нему подкралась.

Мансур попробовал от нее отмахнуться, потому что она теперь этого уже не стоила.

Более не желая об этом думать, он встал, умылся и приступил к завтраку. Но Игорь этот все не шел из головы. Мансур, боясь, что эта мысль может над ним возобладать, поскорее покончил с завтраком, подошел к книжному шкафу, взял первую попавшуюся под руку книгу и сел читать. Мысль сбивала мысли, не давая сосредоточиться. Тогда он отбросил книжку и включил телевизор. Не помогло. Он не находил себе места.

С людьми иногда так случается, что какая-нибудь мысль, вопреки их желанию, так их преследует, буквально въедаясь в сознание, что не отстает, пока она, как минимум, не будет должным образом рассмотрена. Мансур наконец поддался уговорам этой обсессивной мысли, и сразу начал, в свою оправдание, с контраргументов.