Обреченный

– Брат мой, – произнес сидящий спереди пассажир, Ибрагим, державший между ног пулемет, – когда на протяжении почти уже пяти лет, в гуще лесных чащ, живешь и сражаешься, в каждую минуту думая о смерти и готовясь к ней, начинаешь как-то легко относиться к ее возможному приходу.

– А иногда и желать, чтобы она поскорее пришла, – сказал Мурад.

–Да, – подтвердил Ибрагим.

Затем, обращаясь к брату, Мурад, сделав голос чуть потише, как бы давая понять, что этот разговор относится только к ним двоим, сказал:

– Ну, как ты? Как мама с отцом поживают?

Как только он таким тоном обратился к Мансуру, двое сидящих спереди, тоже стали между собой переговариваться – не столько от необходимости, сколько для того, чтобы избавить себя от нечаянных подслушиваний, и чтобы этим самым не сковать душевную беседу братьев. Секретов у них между собой никаких не было, просто, они решили, что когда кровно близкие люди общаются, их лучше оставить наедине, особенно, когда обстановка такая, какой она была сейчас.

Пока Мурад говорил с братом, Саид и Ибрагим стали вспоминать о военных стычках, фугасных подрывах и обстрелах военных колонн, в которых они принимали участие и которые происходили в начале двухтысячных в местах, ими сейчас проезжаемых.

– Да все как обычно, – отвечал Мансур. – Я, как ты знаешь, учусь (Мансур полгода назад, через посыльного, отправил брату кассету с аудио-сообщением, в котором рассказывал о последних новостях; телефоны тогда еще были редкостью). – Отец в порядке. Мать…

–Да, как она? – мгновенно спросил Мурад. – Не слишком переживает, надеюсь?

– У нас негласно так установилось, что никто о тебе и не говорит. Потому что стоит хоть кому-то заикнуться о тебе, как она тут же… Ну, ты понимаешь.

Мурад слегка кивнул, отвернулся и стал задумчиво смотреть в окно. Потом повернулся и сказал:

– Послушай меня, Мансур… В горах сейчас тяжело. Мы чуть ли не каждый день теряем людей. Возможно, меня тоже скоро не станет…

– Позволь мне присоединиться к вам, – прерывая его, быстро проговорил Мансур. – Я хочу быть с вами, я хочу…

– Прекрати! Сейчас все охвачено смутой. Не знаешь, кому верить – а кому нет. Везде их агенты и стукачи.

Но Мансур, словно не слушая его, гнул свое.

– Когда ты выходил, тебе было столько же, сколько и мне сейчас, так почему я не могу…

– Потому что тогда было другое время, – мягко оборвал его Мурад. – Набирайся знаний, позаботься о родителях. А войны будут всегда, до скончания времен… Я тебе вот что хотел сказать. Я женился пару лет назад, и у меня есть сын – Юсуф. Когда меня не станет, а это может случиться в любую минуту, я хочу, чтобы ты занялся его воспитанием.

Мансур обрадовался при вести о племяннике, и одновременно огорчился, услышав слова брата о его скорой возможной кончине.

– С удовольствием, Мурад, – сказал он. – Пока я буду жив и свободен, я буду за ним присматривать.

Тут Саид, слишком увлеченный одним из своих рассказов, случайно проехал на красный свет светофора.

Годом ранее, в 2003 году, комиссией ООН Грозный был признан самым разрушенным городом мира со времен Второй мировой войны. В городе практически не было светофоров с Первой войны, которая закончилась в 1996 году, и теперь их, с восстановлением города, потихоньку начали устанавливать, и поэтому Саид к ним еще не успел привыкнуть.

Позади раздался звук серены полицейской машины, и голос через громкоговоритель потребовал от белой «семерки» немедленно остановиться у обочины дороги.

– Что будем делать, – спросил Саид у Мурада. – Завалим их, высадим на углу пацана и дернем дальше?

– Нет,– сказал Мурад спокойно. – Просто поговорим, они поймут.

Остановив машину на обочине дороги, Саид опустил окно. Двое полицейских обошли «Жигули» с двух сторон, держа наготове автоматы. Загляну в окно водителя и увидев бородатых и до зубов вооруженных мужчин, полицейский заметно вздрогнул и слегка отшатнулся назад.

– Извини, друг, – сказал Ибрагим, перегнувшись через Саида, – мы в спешке не заметили красный. Едем на срочный выезд. Мы с Турпалом.

«Мы с тем-то» – было понятным выражение в чеченских военных структурах еще со времен Ичкерии, и означало оно, что они люди Турпала, который, само собой разумеется, является большим человеком в силовой иерархии. Некоторые из тех, кто недавно перешел на российскую сторону, все еще продолжали носить большие бороды.

– А, понятно, – растерянно сказал полицейский. – Ничего страшного. Удачи вам.

– Спасибо.

Когда они продолжили путь, Мурад, кладя обратно в кобуру вынутый пистолет, рассмеялся, а Саид удивленно спросил у Ибрагима, кто такой этот Турпал. На что тот, спокойно взглянув на водителя, ответил: «Я откуда знаю».

– Учись мирно выходить из сложных ситуаций, Саид, – сказал, все еще улыбаясь, Мурад.

Когда они подъехали к зданию исламского учебного заведения, Мурад сделал последнее наставление младшему брату, а потом сердечно обнял его на прощание.