Обреченный

– Обязательства… Да, конечно. И все же, несмотря на эти обязательства, мы умираем, и нас хоронят. И все то лучшее, что для нас могут сделать наши родные и близкие после нашей смерти, – это просто похоронить нас, то есть вырыть яму, опустить нас туда и закопать. Только сделать это подобающим образом: аккуратно, нарочито бережно, в траурном безмолвии, со слезами в глазах и грустью в душе. А потом они благоговейно, с особой, трепетной важностью выполнят ничего ровным счетом для нас, уже мертвых, не значащее наше завещание, растащат оставшееся имущество, после чего вернутся к своим мирским делам, с каждым днем, месяцем и годом все реже о нас вспоминая. Никто из живых рядом с нами в могилу не ляжет. Да если бы даже и лег, нам-то с этого что? Эта жизнь, Мансур, и все что в ней есть – всего лишь иллюзии, так не утешай себя ими. Реально лишь то, что неизбежно для всех без исключения – смерть, и то, что следует за ней. А этот мир ничтожен и жесток, а человек, в своей основе, – неблагодарен и забывчив. Вспомни, какими мы все были хорошими, когда в сырых подвалах, прячась от бомб, делились с незнакомыми людьми последним куском хлеба. А что теперь? Война позади, города восстановлены, мертвые в могилах, а живые, позабыв обо всем пережитом, алчно устремились к мирским благам.

– И все же мы ответственны не только за себя, – сказал Мансур, – но и за наших близких. А что касается беспечности современного общества… Легко избегать людей, говоря, что царящие в них пороки отягощают тебе жизнь. Трудно пытаться привнести что-то хорошее, ценное в этот жестокий и несправедливый мир. Пытаться сделать людей и их жизнь лучше, чем есть – это не легко, но именно в этом главный смысл нашего существования. И это исправление к лучшему Всевышним вверено нам. Ведь «… Аллах не меняет положение людей, пока они не изменят самих себя»17.

– Люди уже пытались построить идеальное общество. И, как мы знаем, у них ничего не получилось.

– И не получится, потому что построение идеального общества не входило в замысел Творца. Но…

– Не входило, – мягко перебил его Салман, – потому что тогда люди потеряли бы свою уникальность.

– Да, – согласился Мансур. – Потому что тогда их нужно было бы лишить права выбора и свободы воли.

– То есть лишить того, что дает им возможность грешить и ошибаться.

– И каясь в грехах, идти вперед, делая выводы из своих ошибок.

– Но многие, к сожалению, не способны ни каяться в грехах, ни делать выводы из собственных ошибок.

– Уж такова сущность большинства, – сказал Мансур. – И тем ценнее то меньшинство, что способно мыслить и поступать по совести… Послушай, Салман, – добавил он минуту спустя. – Ты нужен своей семье, ножен этому обществу.

Салман вяло усмехнулся и сказал:

– Чтобы лечить людям зубы?

– И для этого тоже.

– Поверь мне, Мансур, в этой отрасли нет дефицита кадров. Да и не та это область, где меняются людские души. Если бы проблема общества заключалась только в гнилых зубах, то все было бы намного проще.

Мансур ничего не ответил. Конечно, ему было что сказать, просто, он видел, что сейчас в этом нет никакого смысла. Твердо решивший уйти – не важно, из жизни кого-либо или из жизни вообще – уходит. Он это знал.

Салман уехал на другой день. Через пару недель, уже из Сирии, он написал Мансуру в вотсап. С тех пор, раз в неделю-две они переписывались. Салман делился со старым другом вестями о своих победах и поражениях, рассказывал о различных тамошних происшествиях, в которых мало было радостного. Несколько раз, после очередного ранения, бывший дантист писал ему из больницы.

Видя, каким важным и необходимым видит Салман свое там присутствие, Мансур давно перестал говорить ему о том, чтобы тот вернулся или остался жить в той же Турции, куда его однажды вывезли на лечение, когда его осколком ранило в живот. Едва заживали раны, он возвращался на передовую.

И вот теперь, лежа на травке, в нем потихоньку начала усиливаться мысль, которую он вначале отбросил прочь с некоторой легкостью.

Он хотел жить, хотел простых радостей жизни, но ему не дали такой возможности. Он сам на себя обозлился за свою наивность, за те желания, которые его посещали, за мечты и надежды, что он питал в отношении этой жизни. Нет, думал он, Салман все же был прав, мир этот слишком ничтожен, слишком жесток, слишком подл и коварен. И он, Мансур, больше никогда им не обманется. Судьбою ему, видимо, не суждено прожить мирную, созидательную жизнь. И он, как и всегда, примет неизбежное с достоинством.