Обреченный

Стояла осень, ночи, уже прохладные, на берегу и вовсе казались морозными. Он нарвал немного травы, прилег на спину посреди кустов и укрылся сорванным растением, надеясь им согреться и заодно замаскироваться. Лицо его было обращено к безгранично обширному небу, усыпанному холодными, словно льдинки, мерцающими звездами. В иной ситуации этот вид мог бы показаться ему прекрасным и даже романтичным, мог вызвать религиозное благоговение своим величием, или же поэтическое вдохновение своим великолепием. Но сейчас это была одна из наиболее худших и хмурых ночей в его жизни.

Эти холодно мерцающие звезды, бесконечно далекие, недосягаемые, как и само таинственно темное небо, на котором они рассыпаны, и шум неспешно протекающей реки, и шелест листвы на ветру, и шуршанье стебельков камыша, – все это навевало вселенскую тоску и мрачные мысли.

Всего пару часов назад он спокойно и радостно лежал в своей мягкой и теплой постели, и мысли его были мирными, а ощущения – радостными и безмятежными.

Как же радикально и быстро все переменилось!

В последнее время у него начали появляться планы на жизнь, вырисовывались цели, формировались мечты. Но сейчас все это казалось таким далеким, нереальным и ничтожным, будто это было на другой планете и в другой жизни. За эти пару часов жизнь предстала перед ним в ином свете, и недавние мечты и мысли казались теперь всего лишь приятным сном. Теперь он разбужен, и реальность, со всею ее неприглядностью, предстала перед ним во всей своей ужасающей красе.

И вся жизнь, с далеким и недавним прошлым, промчалась у него перед глазами.

__________

Былой юношеский его максимализм, усиленный религиозной экзальтацией, по мере получения новых знаний – и религиозных, в том числе – и опыта жизни, и по мере смены общественно – политической ситуации в Чечне, – с годами начал потихоньку сменяться на рассудительность, появилось критическое мышление, склонность к более глубокому анализу происходящего. Война, думал он, столь губительная для его маленького народа в многолетнем противостоянии с Россией, уже давно проиграна. Новая власть закрепилась, и с этим пора бы смириться тем, кто не желал этого делать, и направить всю эту бурлящую, жертвенную энергию молодых людей на нечто созидательное. Отчаянные одиночки – пассионарии – вдохновленные религио-патриотическими идеями, не желали, как некогда и сам Мансур, принять этот факт, и шли на новые жертвы. И каждая такая бесплодная и совершенно напрасная жертва отзывалась у него болью в груди.

Позже Мансур пытался им доказать тщетность всех этих попыток: он говорил им, что надо жить, надо развиваться, надо воспитывать новое поколение, а не гибнуть напрасно один за другим. Ведь дальнейшая борьба против мировой державы может, как и в прошлые века, вновь обернуться катастрофическими последствиями для их же народа. – Да что там может, она уже стала для них огромной катастрофой. И поэтому сопротивление, давно вышедшее за рамки партизанской войны и вступившее в фазу действий отчаянных одиночек или откровенных террористических акций, недопустимо, бессмысленно и вредно. Он говорил, что отчаянной несправедливостью правому делу не поможешь.

Но у тех, которые придерживались иной точки зрения, имелись свои доводы, как из истории прошлого, так и из Священных текстов, дающих весьма широкие и гибкие возможности для своих толкований.

Ему отвечали, что если борьба совсем прекратится, то Чечня опять впадет в рабскую зависимость от России, установит на этой земле свои порядки и законы, идущие вразрез с нормами Ислама и менталитетом чеченского народа; что русские будут распространять разврат, насаждать свой аморальный образ жизни, будут вмешиваться во внутренние дела чеченцев; что ничего светлого, ценного, достойного они им, чеченцам, дать не смогут, потому что и сами того не имеют. И поэтому недопустимо, чтобы Чечня лишилась своей свободы и независимости, что совсем недавно были добыты в войне столь огромной ценой. Так не лучше ли, спрашивали они, погибнуть в Священном бою за родной край и свободу Отчизны, как погибали их предки веками, чем лишиться того, что они имеют, и что, если не сопротивляться, могут с легкостью потерять? На это Мансур отвечал, что народ истощен этими войнами. «Если все мужчины будут перебиты, то кому вы оставите наших женщин и детей?» – спрашивал он. На что ему отвечали, приводя в пример исторический факт Кавказской войны, когда в 1819 году русский генерал Ермолов напал на мирное чеченское селение Дади – Юрт. После того, как все мужчины, оборонявшие это селение, а также некоторые из женщин, сражавшиеся в их рядах, полегли в неравной схватке, сорок шесть горянок были захвачены в плен. И вот когда пленниц переправляли на плоту через реку Терек, девушки, сказав, что не позволят врагам опорочить их честь, бросились в реку, уволакивая за собой конвоиров. И все до единой погибли.