Обреченный

С началом войны в Сирии, в 2011 году, немногочисленные остатки джамаатов, действовавших к тому времени на территории Чечни и Северного Кавказа, перебрались в Шам, и все сопротивление в самой Чечне превратилось в отчаянные и совершенно бессмысленные вылазки отдельных молодых людей.

__________

Тот неизбежный во всяком обществе конфликт поколений и юношеский максимализм в Чечне, на стыке двух веков – 20 и 21 – проявился своеобразно. Если во всем мире, в особенности, в Западном, этот молодежный культурный протест и бунт выразился в нигилизме и отрицании всяких норм религии и морали, то в чеченской молодежи этот протест имел совсем обратную сторону.

Ко второй половине 19 века чеченское общество было настолько вымотано длительными войнами с царской Россией, а численность его сократилась до той критической отметки, что еще чуть-чуть и этому народу грозило полное этническое вымирание, – что свой отклик здесь нашло учение некоторых суфийских шейхов, призывавших, кроме всего прочего, к непротивлению злу силой. Таким образом, концепция непротивления, в какой-то степени, на определенном историческом этапе, помогла этому народу сохраниться. Хотя, конечно, и тогда были противники этого учения.

И вот теперь, новообразованные салафитские джамааты, на фоне победы в минувшей войне, ступили в жесткий конфликт со старой религиозно – суфийской доктриной (так называемым «Тридиционным Исламом») с ее принципом безропотного пацифизма, и это старое учение было названо нововведенческой ересью из-за его идейно-обрядовых составляющих.

Так вот, выступление против этого традиционно-суфийского Ислама, с его системой мировоззрения и теперь уже высмеиваемого пацифизма, и было проявлением бунтарства религиозно-патриотически настроенного радикального большинства нового поколения, проповедующего более милитаристскую идеологию. Кстати сказать, в ту пору под джамааты оформились и некоторые криминальные группы, преследующие исключительно материальную выгоду.

Так называемый ваххабизм, или салафизм, что проник в постсоветское пространство в начале девяностых из арабских стран, в середине девяностых сыграл в чеченском обществе ту роль, что играла в нем идеология мюридизма в XIX веке.

Многие из муждахидов, сочетая в себе лучшее из национально-религиозных качеств, отличались как крайней набожностью и почтительной мягкостью в обращении, так и бесстрашием и готовностью в любую минуту, не моргнув глазом, лишить врага головы, и с тем же хладнокровием расстаться с собственной головой. Они были столь же кроткие и учтивые в одних случаях, сколь решительно беспощадные – в других. Но при этом, психически устойчивые, с крепкими нервами, почти всегда безмятежно спокойные, но отнюдь не замкнутые в каком-то беспросветном сером мире, – напротив, их отличало жизнерадостность и безобидно- хорошее чувство юмора. И при этом они – разумеется, по религиозным соображениям – не употребляли спиртные напитки, не курили, не слушали музыку и никогда не выражались матерными словами. И именно они сделали религию модной среди чеченской молодежи, потому что они были крутыми в своей набожности, смиренной дерзости и непоколебимой убежденности. И поэтому молодежь стремилась на них ровняться, пытаясь во всем им подражать. И это была такая крутость, – крутость подлинная, без показного высокомерия и пафоса, которая не улетучивалась перед лицом надвигающейся смерти, когда обнажается истинная сущность человека, и растворяется все искусственно напускное. И поэтому того, кто хотя бы ненадолго оказывался среди них, тут же окутывала эта особая духовная дымка, меняющая твое умственно—психологическое состояние, следовательно, и мировоззрение. Это сила их внутреннего убеждения, с весьма мягким и благонравным внешним проявлением, как раз и покоряло тех, кто оказывался рядом с ними. Покоряло молодых.

Когда ты видишь человека, осознанно и бескорыстно выбравшего крайне опасную стезю, и наблюдаешь в нем непритворное спокойствие и готовность ко всяким лишениям, – спокойствие, обусловленное призрением к самой жизни и уверенностью в правильности выбранного пути; и когда видишь в нем сознание радости возможной на этом пути смерти, и все это сочетается в нем с незлобивостью и доброжелательностью к единомышленникам, – то это не может не воодушевлять. Именно такое отношение членов джамаатов к тому нелегкому положению, в котором они находились во время войны, и было самым мощным их вербовочным оружием, которому могли бы позавидовать великие мастера человеческой психологии и манипуляции, ибо этому нельзя научиться, потому что это дело сердца, а не ума.

Эти люди были носителями идей, конечная цель которых, посредством решения мирских задач, уходила далеко за пределы Земли и жизни.

И вот, вспоминая те годы, когда он часто ходил в мечеть, в сознании Мансура всплыли лица некоторых из них.

__________