Так вот, говорили они, жительницы этого селения оставили хороший пример современным женщинам, как надо себя вести, когда все мужчины погибают в бою, ибо свободу и честь наши предки всегда ценили выше жизни. Когда же Мансур говорил, что не желает, чтобы его народ исчез с лица Земли, ему отвечали, что исчезновение лучше рабства.
Подобные споры продолжались очень долго, но по итогу каждый все равно оставался при своем.
Позже, когда началась война в Сирии и многие молодые ребята направились туда, он отговаривал их от этого, считая и эти жертвы бессмысленной авантюрой. Но мало кто его слушал.
«А может, – спрашивал он себя теперь, лежа на траве на берегу реки, – дело все же во мне, и метаморфоза моих взглядов обусловлена слабостью моего имана14
». Он иногда очень серьезно задумывался над тем контрастом образа своей жизни теперь и тогда. Иногда он терялся в себе самом.Мансур знал, что образ жизни и образ мысли – вещи взаимосвязанные, что одно неизменно влияет на другое. Может он выбрал не ту жизнь, которой надо было жить. Ведь «мирская жизнь – это всего лишь игра и забава». Так неужели он все эти последние годы жил, все свои помыслы и чаяния души направляя на пустую игру, чтобы в этой бессмысленной забаве пройти тот малый отрезок мирского пути, которого никто и никогда не пройдет дважды? И стоит ли эта игра свеч лишь единожды проживаемой жизни?
Идеалов гедонизма он никогда не разделял, хоть и любил наслаждения, как, впрочем, и всякий другой человек. Но эта любовь к хорошей жизни и непрестанной радости не достигала в нем той духовной высоты, которая называется «смыслом жизни».
И вот сейчас в нем бушевала буря беспокойных чувств и мыслей. Неприглядность положения вновь и вновь заставляла его разум бросать мысленный взгляд в прошлое. Ретроспекция оживила былые времена и память об умерших, выставляя жизнь и его, Мансура, недавние мечты, как нечто бесконечно ничтожное и смехотворное.
Он вспомнил про одного своего старого друга и беседу, которая у них произошла полгода назад.
В начале Второй войны, во время так называемых «зачисток», федералы забрали отца Салмана, и с тех пор о нем ничего не было известно. После Салман и сам попал за пособничество повстанцам. В заточении он провел два тяжелых месяца. Избежать тюрьмы и выйти на свободу ему помогли деньги, которые его мать попросила у своего брата – дантиста с хорошей репутацией, работавшего в Москве.
Здоровье к тому времени у Салмана было изрядно подпорчено. Как только он вышел, дядя забрал его к себе в Москву, где он прошел курс реабилитации. Когда же он выздоровел, то по совету дяди пошел учиться на стоматолога. После учебы и непродолжительной практики, Салман, не желая более оставаться в Москве, вернулся в Грозный и со временем стал известным в городе зубным врачом, и неплохо зарабатывал.
И вот в один из дней он пришел к Мансуру и рассказал ему о своем решении отправиться в Сирию. Мансур был немало удивлен. И когда он спросил его, зачем он туда едет, тот ответил:
– Помогать верующим братьям – наш долг.
– В данном случае это всего лишь фард кифайя.
– И все же кто-то должен это сделать.
– Предоставь это другим, – сказал Мансур.
– Кому?
– Целому арабскому миру, который находится вокруг Сирии.
– Ты об этих марионеточных правителях, которых заботит лишь личное благополучие? Или же о тех изнеженных шейхах, что кичатся своими богатствами?
– Есть и другие, кроме тех, кого ты упомянул.
– Мансур, если бы людей, готовых во имя справедливости пожертвовать собой, было бы в этом мире хотя бы в сотую часть одного процента, то мир был бы намного лучше. Но, к сожалению, большинство, огромное большинство, как, впрочем, и всегда, живет своими шкурными интересами. Уж такова картина нашего мира, и она печальна.
– И ты решил эту картину переписать?
– Нет. Я лишь решил в нее не вписаться.
– У тебя есть семья, – сказал Мансур.
Салман выдержал небольшую паузу, собираясь с мыслями, а потом сказал:
– Я каждый день возвращался домой с работы, держа в руках полные пакеты с продуктами. Дети рады, жена довольна. Проходит ночь, наступает утро и все повторяется заново. Замкнутый круг бессмысленно проживаемой жизни… Жалкой жизни, без идеи, что позволяет иметь возвышенные цели.
Он вновь впал в короткое раздумье.