Обреченный

– А то, – сказал мужчина, которого звали Ибрагим. – Некоторые так и разоряются, а потом звонят домой и просят родных прислать денег. Тут ведь как в азартной игре – всегда надеешься, что в следующий раз повезет. Но чаще всего просто теряешь то, что имеешь, и на обратную дорогу даже денег не хватает. Вон, недавно один на этих попытках потратил все свои сбережения, потом родных разорил, – некому было даже денег ему прислать. Мы тут скинулись и помогли ему вернуться домой.

Ибрагим, как и те, кто здесь прилично задержался, успел изучить нравы таможенников.

– Главное, сказал он, не попасть к вон той блондинке. Та еще стерва. Редко кого пропускает.

Но по иронии судьбы и Мансур, и Ибрагим в тот день попали именно к этой блондинке, и им было сказано: «Прямо и налево». В электричке на обратном пути в Брест Ибрагим спросил его, будет ли он пробовать дальше. Мансур ответил отрицательно. Когда они дошли до Бреста и уже расходились, Ибрагим обратился к нему со словами:

– Знаешь что, ты, главное, не отчаивайся. Некоторые проходят с первого раза, другие – со второго, иные, как я, зависают тут надолго. Я завтра возьму себе выходной, а то уже заколебался с этими попытками. Морально больше устал, чем физически. Вот, – он вынул из кармана билеты, – возьми, это на завтрашнюю электричку. Сделай хотя бы еще один рывок, раз уж притащился в эту даль. И да поможет тебе Бог.

И вот на другой день Мансуру было сказано: «Прямо и направо».

__________

Мало кто из тех, кому предоставлялось убежище в Польше, там оставался, хоть покидать ее они и не имели права. Платили там мало и условия проживания были относительно плохими. Многие устремлялись дальше вглубь Европы, в более развитые страны, а Польша, зачастую, была лишь транзитом.

Один знакомый, который еще в Грозном посоветовал Мансуру поехать в Германию и сам провел в Европе некоторое время, послал ему навстречу в Варшаву человека, который за минимальную плату его туда доставит – нелегально, разумеется. Таким образом, поздно ночью Мансур выехал из Варшавы в сторону Германии, с риском быть перехваченным полицией последней страны. В этом случае ему грозила тюрьма на месяц или два, с последующей депортацией. Но если до того, как его поймают, он сможет добраться до иммиграционной службы или полицейского участка и попросить убежище, сказав «Азюль», у него есть шанс остаться в Германии, пока его прошение будет рассматриваться соответствующими службами.

Рассмотрение подобных обращений, обычно, занимает от нескольких месяцев до нескольких лет, в зависимости от наплыва беженцев. Как правило, на эти обращения, в соответствии с Дублинским соглашением (согласно которому дело Мансура должно быть рассмотрено в Польше, так как именно к этой европейской стране он обратился первым), отвечают отказом, после чего человека, если он не желает добровольно покинуть страну, принудительно из нее выдворяют. Лишь в исключительных случаях, в подобной ситуации, мигрантам удается получить вид на жительство.

Мансур был настолько усталым и измотанным, что сразу, как только сел в черный БМВ в Варшаве, тут же заснул. Проснулся он утром от слепящих глаза солнечных лучей, когда они уже въезжали в Берлин. Водитель высадил его рядом с полицейским участком, взял деньги и укатил. Мансур вошел в участок. Полицейские приняли его спокойно, ничему не удивляясь. Было видно, что это у них обычная процедура. Далее последовали общие вопросы, делались какие-то записи, проводился осмотр, брались отпечатки пальцев и все такое. На другой день его направили в иммиграционную службу, а те, в свою очередь, отправили его поездом в лагерь для беженцев, который находился на окраине небольшого селения Цирндорф.

Архитектура Европы отличается от архитектуры тех мест, где он бывал ранее. И поэтому, когда он оказался в Берлине, многое для него было ново и интересно. Но Берлин все же был всего лишь хорошо обустроенным городом.

Истинное восхищение он испытал лишь тогда, когда оказался в этой маленькой немецкой деревушке. Когда он, сойдя с поезда на вокзале, таща свою сумку, вошел в Цирндорф, на улице уже вечерело, и перед ним предстала картина, обычная картина для местных, но весьма вдохновляющая для него.

Эти милые домики, крытые коричневой и красной черепицей, в фасадные стены которых были встроены прямые и диагональные деревянные балки; эти уютные мощенные улочки, эта тихая, мирно текучая деревенская жизнь – все это создавало какую-то особую атмосферу гармонии, будто он попал в мир безмятежной сказочной древности, где слыхать не слыхали о жестокости и печали. Ему вдруг захотелось слиться с местной обстановкой и жизнью, захотелось, чтобы все это им, наряду с местными, воспринималось как нечто привычное и родное. Ему захотелось просто забыться.

С неподдельным интересом озираясь вокруг, он медленно, посреди деревушки, побрел к лагерю на другом конце Цирндорфа.

В лагере у него приняли бумажки, выданные в Берлине, вручили постельное белье и указали номер его комнаты.