Обреченный

Дауд тяжело вздохнул, немного посидел с недовольно-задумчивой видом, словно решая какую-то сложную для себя задачу, потом резко встал и подошел к сейфу. Он вынул оттуда небольшую пачку наличных и, вручив их Мансуру, сказал:

–Этого должно хватить. Если не уедешь, будешь в тюрьме гнить.

Мансур взял деньги, встал и направился к выходу. Вдруг остановившись в дверях, он обернулся и спросил:

– Ну и сколько мне в Европе торчать?

– Пока я не умру, – ответил строго начальник.

– Тогда, надеюсь, я смогу скоро вернуться.

– Пошел вон отсюда!

__________

Чтобы легально и беспрепятственно попасть на территорию Евросоюза, как известно, требуется Шенгенская виза. С чеченской пропиской тогда эта виза стоила в десятки раз дороже, чем в других регионах. К тому же, кроме значительных денег, она требовала и немалого времени. Но и в том случае, если человек был готов заплатить требуемую сумму и подождать длительное время, ему в итоге могли отказать, потому чеченец, желающий въехать на территорию Европы, воспринимался тамошними властями как едущий с целью остаться и попросить политическое убежище. И поэтому Мансур решил отравиться другим, более популярным и дешевым, но менее надежным и удобным способом.

Он сел на поезд Грозный – Москва. Двое суток пути привели его в столицу России. Потом он перебрался на Белорусский вокзал, сел на поезд и через сутки был в приграничном с Польшей городке – в Бресте.

В Брест каждый день стекались люди, в основном, чеченцы, желающие переправиться в Европу – одни для того, чтобы спастись от преследования, другие, в поисках лечения от тяжелых форм заболеваний (коих война породила в огромном количестве), а третьи – в надежде на лучшую жизнь.

Ежедневно, по утрам, из этого городка к польскому пограничному посту в Тересполе отправлялась одна единственная электричка, на которой только и можно было попасть на территорию Польши, а далее – и на остальную часть Европы. Билеты на эту электричку местными бабками заблаговременно скупались на кассе брестского вокзала и перепродавались потенциальным эмигрантам с многократно завышенной ценой.

Мансур разменял валюту и купил дорогие билеты на следующий день у одной из таких бабок, у которой также снял квартиру на ночь. Так как прибыл он в Брест лишь к обеду, то на утреннюю электричку он уже опоздал.

На следующий день, рано утром, он вместе с остальными сел в заветную электричку и поехал к границе. На таможне протянулась длиннющая эмигрантская очередь в зал, где за рядами столов, выстроенных по обе стороны зала друг против друга, сидели офицеры погранслужбы. Вида и тона они держались кто высокомерно пренебрежительного, а кто надменно снисходительного, и таким образом, в полной мере ощущая свое превосходство над этой толпой, небрежно распоряжались судьбами людей, решая, кого пропустить, а кого – отправить обратно в Брест тем же путем и способом, каким они сюда прибыли.

Мансуру это напомнило время в разгаре военных действий, когда они в спешке покидали во всю бомбящий город и республику, проезжая пограничные блок-посты. Те же очереди, то же презрение военных на постах, те же солдаты с немецкими овчарками, то же бессилие и безнадежность уезжающих. Он даже пожалел, что вообще сюда сунулся, и про себя думал, что, если бы знал, что все здесь делается таким образом, он никуда из Чечни и не уезжал бы.

Еще у входа у всех забрали загранпаспорта, которые затем распределялись между сидящими за столами таможенниками. Далее работник выкрикивает фамилию того, паспорт которого он держит в руках, названный подходит, ему задают вопросы о причине поиска убежища и так далее, и, в зависимости от ответов, или же от настроения таможенника, или еще от чего-то неизвестного, беженцу велят в конце зала пойти направо или налево.

Мансур спросил у одного долговязого мужчину средних лет, который в очереди оказался рядом с ним, почему одни идут направо, а другие – налево.

– Те, которые идут направо – пропущены, а те, кому указывают налево – возвращаются обратно в Брест, – пояснил незнакомец.

– Как? – удивился Мансур. – Разве тут не всех пропускают?

На это его сосед фыркнул и сказал:

– Тут, братишка, есть и такие, которые и по тридцать, и по сорок раз пытались пройти. Лично у меня сегодня восьмая попытка. Вон, рассказывают об одном, который сделал аж целых сорок восемь попыток. Его сами таможенники прозвали «Старым волком». Ему под конец даже штамп в паспорте некуда было ставить. Так вот, его пропустили в сорок девятый раз.

Мансур про себя решил, что у него на эти попытки не хватит ни терпения, ни денег, ведь на каждую последующую попытку нужно заново снять квартирку на ночевку, тратиться на еду, приобрести билеты и часами стоять в очереди на таможне, терпя высокомерный взгляд этих людей. Нет, думал он, это будет его первой и последней попыткой. Но вслух лишь выдал:

– Так ведь и разориться можно.