Обреченный

Стоял прохладный ноябрьский вечер, за окном уютного кафе слегка моросил осенний дождь. Реакция при встрече у обоих была любезной и сдержанной. С какой-то деловитой учтивостью малознакомых людей обменявшись словами приветствия, они сели за столик в глубине зала и, оба слегка улыбаясь, стали молча и пристально смотреть друг другу в глаза.

– Вот и встретились, – сказал Мансур наконец, – как и договаривались – в конце осени.

Вика усмехнулась.

– Я себе это представляла чуть иначе.

– Если честно, я тоже… Хорошо выглядишь?

– Спасибо! Ты тоже ничего.

Оба на минуту замолчали.

– Ну, – сказала она, после недолгой паузы, – рассказывай.

– Что именно?

– Ты знаешь, что я не люблю лезть в душу. Если ты не хочешь ничего говорить, то и я не буду настаивать, – она глубоко вздохнула. – Послушай, Мансур, когда ты… – Она хотела продолжить: «… когда ты исчез, произошло одно событие…», – и таким образом рассказать ему об Андрее. Но не успела она закончить эту фразу, как Мансур, обрывая ее на слове: «когда ты…», быстро произнес:

– Да нет в этом никакой тайны. Просто, – он улыбнулся, – все немного сложно… Но я, кажется, тебя перебил. Так что ты хотела сказать?

В этот самый момент Вика внезапно уловила в его взгляде, который для всякого другого был бы простым, ничего не значащим взглядом, – нечто такое, что сообщило ее чуткому сознанию о тяжести томившихся внутри Мансура мыслей больше, нежели это можно было бы сделать словами.

Она вдруг поняла, что его гложет какая-то тревога, что с ним случилась беда, о которой он не хочет с ней делиться. Это интуитивное открытие позволило ей проявить интерес, уже более, по соображениям такта, не боясь показаться неприлично навязчивой. Она поняла, что у его внезапного исчезновения и столь же неожиданного появления в Краснодаре есть своя трагическая причина, а не какая-нибудь прихоть души.

– Ну так расскажи мне об этой сложности, – сказала она с некоторой нежностью, проигнорировав его вопрос.

– Полагаю, с меня будет достаточно сказать, что более двух недель назад я столкнулся с одной проблемой, которая была заморожена некоторыми обстоятельствами сроком на несколько лет. Теперь она, эта проблема, внезапно разморозилась. Это продолжение давней истории – политической, идеологической, криминальной – не знаю даже, к какой области ее отнести.

– Проблема с законом?

– Да, можно и так сказать.

Вика как-то вопросительно на него посмотрела.

– Нет, я никого не убивал, – спокойно произнес он с улыбкой.

– Понятно, – сказала она, удовлетворившись такому объяснению. – Получается, ты у нас теперь в бегах?

– Что-то вроде того.

– В розыск уже объявлен?

– Пока не знаю.

– Ну и как давно ты здесь находишься?

– Более двух недель.

– Чего-о? – спросила она удивленно. – Но почему раньше не звонил?

– А зачем?

– А зачем тогда сейчас… – она осеклась,

– Зачем сейчас позвонил? Я и сам не знаю.

– Извини, я не это хотела сказать. Во всяком случае, я была бы только рада, если бы раньше дал о себе знать.

– Мне приятно это слышать.

– Каковы дальнейшие планы?.

– Есть некоторые соображения. Но пока не определился.

– Где здесь живешь?

– Снимаю комнатушку у одной бабки.

– За сколько?

–Триста рублей в сутки.

–М-да уж, могу себе представить тамошних условий.

– Когда ты в бегах, о комфорте не особо и беспокоишься.

– Все очень серьезно?

– Нет, думаю, что нет. Все скоро уладится, – сказал он, вкладывая в слова «скоро уладится» – особый смысл. – Просто, временное недоразумение.

Официант подошел, разложил перед ними меню и ушел. Мансур предложил ей выбрать что-нибудь. Она ответила, что не голодна. Они заказали кофе.

– Ну что ж, – нарочито бодрым голосом сказал Мансур, – со мной мы уже разобрались. А теперь рассказывай о своих переменах жизни. Надеюсь, у тебя они более радужные, чем у меня?

К этому времени Вика уже передумала говорить об Андрея. «Во всяком случае, не сейчас» – решила она про себя.

Она рассказала ему обо всем остальном, что произошло за последнее время: о выставке одного художника – авангардиста, которая прошла у них в городе, о последнем понравившемся фильме и многое другое, и разговор их пошел в привычном старом русле – легким дружеским спором, шутками и веселым смехом.

Врожденный такт был прекрасным дополнением к ее изящной внешности и незаурядному уму, и потрясающе контрастировал с ее подчас развязной взбалмошностью и, так сказать, умеренно-уместной фамильярностью. Весь ее внешний облик: вызывающий и в то же время сдержанный стиль одежды на прекрасном теле и изысканно-точеные черты лица – как бы кричали о снобистской стервозности и высокомерии натуры, – и только узнавшему ее чуть ближе было дано убедиться в обратном. Разительно – прекрасный контраст ее нутра с собственной наружностью и противоположная по отношению к мансуровскому типу людей натура, делало ее тем редким явлением, которое тысячелетиями беспокоит покой мужчин неоднозначных, будоража их умы и сердца.