Обречены воевать

Мы можем наглядно увидеть результат аляскинского пограничного спора на географической карте. Из «тела» Аляски выдается толстый «хвост», который тянется на пятьсот миль на юг, отделяя Канаду от Тихого океана. Соединенные Штаты Америки унаследовали условную границу между Британской Колумбией и тогдашней Аляской, когда выкупили Аляску у России в 1867 году. Многие годы Вашингтон довольствовался этой весьма условной границей[399]. Спорадические попытки установить четкую границу предпринимались после того, как Британская Колумбия присоединилась к Канадской федерации в 1871 году. Но они ни к чему не приводили, а в 1897 году на канадском Юконе были обнаружены золотые россыпи. Внезапно вопрос о границе приобрел насущность и актуальность – по простой причине: золото было в Канаде, зато США контролировали важнейшие маршруты от океана к Клондайку, фактически недоступному по суше. Канада утверждала, что ее граница должна пролегать не в тридцати милях от материкового побережья (как трактовала судебная практика США), а в тридцати милях от побережий малых островов. Такая интерпретация границы гарантировала Канаде прямой доступ к морю и предоставляла ей права собственности на Джуно, Скагуэй, Линн-Кэнал и Глэсьер-Бей[400].

Рузвельт сомневался в обоснованности канадских притязаний, которые он назвал «столь же нелепыми, как если бы они потребовали себе остров Нантакет»[401]. Направив войска для защиты американских интересов, ТР пригрозил принять «радикальные меры, если понадобится». В частном порядке он предупредил британского посла, что «будет некрасиво», если Канада или Великобритания попробуют «уязвить» США[402]. В знак уважения к просьбе министра обороны Рута он согласился передать пограничный спор на рассмотрение международного трибунала, но только после того, как Рут заверил его, что трибунал всего-навсего ратифицирует американскую позицию. Верный своему слову, Рут собрал такой трибунал, где каждая сторона выбирала трех представителей; получалось, что при худшем для США раскладе голоса разделятся 3 на 3. Не желая полагаться на волю случая, Рузвельт назначил в трибунал трех своих союзников, мысливших, как он сам, – Лоджа, Рута и бывшего сенатора Джорджа Тернера, хотя правила требовали участия в трибунале «беспристрастных юристов». Никто не сомневался в том, как проголосуют два представителя Канады[403]. Все упиралось в голос третьего комиссара, представлявшего канадскую сторону, лорда-главного судьи британца Элверстоуна, чей выбор мог оказаться решающим.

Рут сообщил ТР, что англичане (через Элверстоуна) поддержат требования США, поскольку те очевидно соответствуют их интересам. Если вспомнить сдержанность, проявленную британским правительством при улаживании споров в Венесуэле в 1895 и 1902 годах, можно предполагать, что англичане не захотят ссориться с Америкой из-за второстепенной проблемы. Но, повторюсь, Рузвельт не полагался на случай и воспользовался визитом в Лондон судьи Верховного суда Оливера Уэнделла Холмса-младшего, чтобы предупредить британского министра по делам колоний: если обсуждение зайдет в тупик, «я займу позицию, которая предотвратит любую возможность арбитража в дальнейшем». ТР также поручил Хэю напомнить Лондону, что, если трибунал не сможет прийти к соглашению «здесь и сейчас», США будут вынуждены «действовать таким образом, который неизбежно ущемит британскую гордость»[404]. Со своими членами трибунала Рузвельт был откровеннее: «Не желаю никаких суровых суждений, но, если англичане примутся выдвигать подозрительные придирки, я направлю регулярную бригаду в Скагуэй, завладею этой оспариваемой территорией и буду удерживать ее силой ради блага Соединенных Штатов»[405].