Письмо было последним в его сумке. Он перебросил её за спину и поплёлся к выходу. Вскоре хлопнула за ним входная дверь, а Василиса продолжала стоять с серым конвертом в руках. Она держала его тыльной стороной, и не спешила повернуть. Письмо, казалось, жгло ладони, она не решалась нести его в комнату. Сердце бешено колотилось в груди.
«Вдруг Мирон ошибся адресом?» – мелькнула на секунду спасительная мысль, и Василиса мигом повернула конверт. Глаза мгновенно выхватили на конверте отчётливый адрес: п. Стрелка, барак № 3 к. 7. Ярошенко Евдокии Андреевне.
– Что там, Васса? – донёсся из комнаты встревоженный голос матери. – Где ты потерялась?
– Сейчас, мама, иду, – ответила Василиса, чувствуя приступ внезапного озноба. Непослушными пальцами она вскрыла конверт, извлекла из него листок розоватого цвета, на котором крупным шрифтом было отпечатано слово «извещение».
Взгляд лихорадочно побежал по строчкам.
… ваш сын сержант Ярошенко Иван Маркович… уроженец… в бою за социалистическую родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, был убит 19 декабря 1943 года… похоронен в деревне Агафоновка, Кировоградской области… извещение является документом для возбуждения ходатайства о пенсии…Приказ НКО-СССР № 138.
Внизу стояла подпись военного комиссара.
– Ванечка… братик…как же так? – прошептала Василиса. – Ты же обещал вернуться живым…
Нашарив дрожащей рукой ручку двери, она потянула её на себя, на негнущихся ногах прошла в комнату. Мать уже сползла с табурета и медленно двигалась к ней.
– Что с Ваней?! – вскрикнула она и пошатнулась. Василиса подскочила к ней, подхватила обмякшее тело, довела до кровати, помогла лечь.
– Нет больше нашего Ванечки, мама, – тихо произнесла она. – Убили его проклятые фашисты.
Уставившись безумным взглядом на Василису, Евдокия прошептала:
– Прочитай мне, что там написано…
Василиса подняла с пола выпавшее из рук письмо, исполнила просьбу матери. Потом подошла к настенному шкафчику, изготовленный Иваном незадолго до войны, достала оттуда пузырёк с валерьянкой, накапала в стопку.
– На, мамочка, выпей, – сказала она.
Евдокия выпила, закрыла глаза.
Минут пятнадцать в комнате царила тишина. Всё это время Василиса стояла у окна, уставившись тупым взглядом на улицу. Потом, очнувшись, подошла к матери, спросила:
– Ты как?
Евдокия открыла глаза, посмотрела на дочь затуманенным взглядом, ничего не ответила. Василиса взяла её за руку, сказала:
– Мамочка, надо бы к Раисе на работу сбегать. Полежишь пока одна? Ладно?
– Иди, Васса, не беспокойся обо мне, – еле слышно проговорила Евдокия. Её стеклянные глаза были устремлены в какую-то точку на потолке.
Через полчаса Василиса была уже у заводской проходной.
Раиса испуганно вскрикнула, когда Василиса сообщила ей страшное известие, и сразу заплакала. Сёстры обнялись и, всхлипывая, простояли молчаливо некоторое время.
– Ладно, слезами горю не поможешь, – сказала Раиса, отстраняясь от сестры, и вынула из нагрудного карманчика носовой платок. – Надо жить дальше. Сейчас я с тобой уйти не смогу – не отпустят. Но после работы буду у вас обязательно.
Раиса уже четыре года жила в браке с Леонидом Лепёхой. Евдокии зять не нравился с первых дней, поэтому она ни разу не заглянула к молодожёнам в гости. Зять отвечал тем же и тоже никогда не появлялся в бараке у тещи. Из-за их взаимной неприязни и Раиса стала редким гостем у матери. Она болезненно воспринимала её обвинения в адрес своего мужа.
Неприязнь Евдокии к будущему зятю возникла ещё в 1937 году. Леонид Лепёха прибыл на Урал на полгода раньше, чем семья Ярошенко. На момент раскулачивания отца и матери ему исполнилось девятнадцать лет. Он мог остаться на Украине, но предпочёл сопроводить своих родителей до места поселения. Благодаря его стараниям, родителям удалось миновать уготованный путь изгоев через лесоповал. Родители стали трудиться на углебирже, а сам Леонид нашёл для себя работу в одном из вспомогательных подразделений завода, что само по себе было невероятным случаем. Поговаривали, что всё это ему удалось сделать за деньги. Но это были всего лишь слухи. Что произошло на самом деле – оставалось тайной по сей день.
Но не этот факт стал причиной неприязни к нему со стороны Евдокии. Она с подозрением стала относиться к Леониду после ареста Марка.
По странному стечению обстоятельств Лепёха, арестованный месяцем ранее, вышел на свободу за день до его ареста. Как ему удалось вырваться из лап НКВД – можно было только догадываться. Все знали, что просто так из КПЗ никого не выпускали. Со слов Лепёхи, следователь во всём разобрался и отпустил из-за отсутствия вины. А вот в деле Марка тот же самый следователь, почему-то, предпочёл не разбираться и отправил дело в «тройковый» суд.
Васса отвергала все домыслы матери в том, что Лёня мог оговорить отца, чтобы самому выбраться на свободу. На этой почве её отношения с матерью стали ещё более прохладными.