Обречённые на мытарства

– Даже не знаю, – после небольшого размышления сообщил Иван. – Когда отца арестовали, я обиделся на всех: и на начальника, у которого отец работал, и на людей, которые вместе с ним работали, и на милицию, и на судью. На первых за то, что не пришли заступиться за отца, а на вторых за то, что не захотели разобраться по-настоящему. Я не верил, что мой отец преступник, не верю и сейчас.

Иван умолк на минуту, потом заговорил вновь:

– Три с половиной года назад я, конечно, воспринимал всё по-другому, по-мальчишески, наверно. Меня душила горькая обида, потому что я лишился отца.

– А сейчас?

– Сейчас? – переспросил Иван, раздумывая. – Сейчас я думаю иначе. Человек не должен обижаться на всю советскую власть, если в деле виновны вполне конкретные лица. Стукач и следователь. Один решил отомстить отцу за что-то, другой эту месть одобрил. Вот если бы я узнал, кто именно это сделал, я бы предпринял всё от меня зависящее, чтобы этот урод поменялся местами с моим отцом.

Тоня слушала Ивана и впервые почувствовала, какой он решительный, смелый и непримиримый.

– А теперь ты мне ответь, Тоня, – повернулся Иван к лицу девушки так близко, что она увидела в его глазах отражение узенькой полоски заката над горизонтом. – Не будешь ли жалеть, что подружилась со мной?

– Не буду, никогда, – Тоня несколько раз упрямо мотнула головой, потом добавила ещё, видимо, для пущей убедительности:

– В этом ты можешь не сомневаться.

И едва Тоня произнесла эти слова, которые Иван потом вспоминал много раз, как в небе плеснулась ослепительная молния, расколов посеревшее небо на части. Вслед за ней ударил оглушительный раскат грома.

Первая майская гроза заявила о себе совсем неожиданно и требовательно. Грозовая туча, крадучись, долго пряталась за Колаповой горой и только когда загромыхал гром, она выползла из-за скал и показалась над рекой – чёрная и страшная. Тут же взвинтился смерчем воздух и пробежался по берегу, расшвыривая в разные стороны обломки сучьев и древесной коры. В считанные секунды воздушный вихрь пронёсся по воде, закручивая её в воронку, и погнал к противоположному берегу. За минуту сделалось совсем темно.

– Бежим! – крикнула Тоня испуганно.

Не разнимая рук, они вскочили с бревна и вприпрыжку помчались к покосившемуся навесу у крайнего штабеля. Под навесом сохранился стол шириной в три доски и две лавки по бокам. По всей вероятности, это было место сбора сплавщиков, когда затон находился ещё в рабочем состоянии.

Как только Иван и Тоня очутились под крышей, первые капли тяжёлой свинцовой дробью пробарабанили сверху по иссохшему рубероиду. А потом обрушился ливень. Он шумел и бесновался, будто негодовал, что не догнал беглецов и швырял, разбрызгивая, под навес порции воды.

– Успели,– переводя дыхание, первой заговорила Тоня. – А то бы до нитки промокли.

Они сели на лавку в центре стола напротив друг друга и молчали некоторое время, искоса поглядывая на реку, которая в одно мгновенье как бы исчезла, соединившись с серой пеленой дождя.

– Ты окончательно решил оставить школу? – спросила Тоня.

– Не вижу смысла в дальнейшей учёбе, – сказал Иван. – Двери института передо мной закрыты, а поступать кабы куда – не хочется. Фроська, сестра моя, – наглядный пример.

– А что с Фросей?

– Не хотела она поступать в техникум, но мать с Вассой настояли, пошла наша Фроська учиться. И что? Через год всё равно бросила. Чего мучить себя, если душа не лежит к профессии? – сделал заключение Иван таким тоном, словно сам успел когда-то разочароваться в выборе профессии.

– Значит, шофёром хочешь стать? – Тоня смотрела в темноте в лицо Ивана, уткнувшись локтями в стол и подперев щёки ладонями.

– Угу. Устроюсь в такую контору, чтобы по округе разъезжать, мир посмотреть.

Сверкнула молния и в свете кратковременной вспышки Иван увидел улыбку на лице девушки.

– Чему ты улыбаешься? – спросил он.

– Представила тебя за баранкой грузовика, – Тоня тихо рассмеялась. – Меня будешь катать?

– Если тебя мама отпустит, – пошутил Иван, не предполагая, что задел больную тему.

– Это ты точно подметил, – сразу погрустнев, произнесла Тоня. –Мама может и не разрешить. После её разговора о тебе я даже не знаю, как себя вести с ней.

– А отец?

– Что – отец?

– Твой отец знает о том, что мы встречаемся?

– Ну, конечно, знает.

– И как он к этому относится?

– Зовёт меня хохлацкой невестой. Шутит, конечно, но больше молчит, не ругает.

– Значит, нейтралитет занял, наблюдает за нами со стороны, -усмехнулся Иван. – Это уже неплохо. Пусть наблюдает. Ничего плохого мы себе не позволяем, правда?

– И не позволим! – немного повеселев, произнесла Тоня громко. – А если кто-то надумает распускать руки – рискует нарваться на неприятности.

Дождь закончился быстро. Сбросив излишнюю тяжесть, туча легко и сноровисто удалилась к горизонту. Воздух насытился влагой, стало свежо.

– Пора по домам, – сказала Тоня отрывисто, приказным тоном, не терпящим возражений, будто была здесь старшей.