Обрести себя

Хотя Илиеш и не был уверен, что его решение приведет в восторг мать, он все же пошел сказать ей об этом. На этот раз у нее было хорошее настроение. Илиеш увидел ее возле дома: опершись руками на перила веранды, она с улыбкой глядела на возню поросят, которые лакомились листьями крапивы. В платье абрикосового цвета с короткими рукавами, улыбающаяся, она показалась Илиешу очень красивой. Он еще издали закричал, не в силах сдержаться:

— Мама, я хочу стать…

— Т-с-с… — Она испуганно поднесла палец к губам.

Неожиданная мысль обожгла его: отец вернулся! Но в следующую минуту его окатило холодом разочарования: оказывается, тишина нужна для другого.

— В доме отдыхает человек… Тихо, не разбуди.

— Кто? — насупился Илиеш.

— Проснется — увидишь.

Он просунул голову в приоткрытую дверь. На столе остатки угощения, грязные тарелки, пустая бутылка. Раскинувшись и свесив одну ногу, на кровати спал маляр Чулика. Его нетрудно было узнать по белому лицу, чуть меченному оспой.

Илиеш прикрыл дверь, молча опустился на ступеньку крыльца.

Ангелину встревожил его печальный вид.

— Веди себя прилично с ним, слышишь, Илиеш? Не прекословь, слушайся его. Потом поймешь, что к чему. Получишься у него делу. Ремесло хорошее, деньги так и текут: мазнешь раз кистью — получай сотенку.

— Но я хочу стать летчиком!

— Эх, сынок! И я в твои годы хотела многого, да вот вышла за твоего отца и векую век в этом свинячьем логове. Горшки да овцы — вот и все, что вижу. Желания надо смирять. В мыслях ты летаешь как птица, а на самом деле… — Она с тяжелым вздохом смахнула слезу. — Тоже мне, летчик! Для этого надо долго учиться, чтобы учиться, подавай денежки. А где их возьмешь?

— У советских учатся бесплатно.

— Может быть, и бесплатно. А одевать, обувать тебя кто будет? Что ты знаешь, дите? А вот если научишься ремеслу — верный кусок хлеба навсегда. Ты толковый, все схватываешь на лету, быстро поймешь. Завтра начнем красить горницу — присматривайся. — К ней снова вернулось хорошее настроение, она добавила уже весело: — Знай, что он очень порядочный и добрый человек. Его к нам направила Евлампия. Пойду, надо посмотреть, не проснулся ли.

С появлением Чулики дом стал шумным и людным. Чулика был не просто маляр, он еще умел малевать ковры, картинки, иконы, разрисовывать стены. Женщины будто соревновались, кто больше даст ему заработать.

Илиеш во все глаза глядел на чудеса, выходившие из-под его кисти. В первые дни он все время торчал возле Чулики, с восторгом подавая ему нужные кисти и краски. Иногда маляр позволял ему мазнуть кистью. Илиеш с благоговением подходил к грубому полотну, расстеленному на полу, — искусные руки Чулики делали пестрый ковер (на самом же деле это была жалкая мазня).

— Мама, посмотри, как я рисую! — кричал Илиеш, полный ребяческого энтузиазма.

Мать, веселая и довольная, охотно смотрела, как он старательно водил кистью. Чулика не скупился на похвалы, в надежде еще больше задобрить Ангелину.

— Он быстро схватывает, легкий мазок у этого шельмеца.

Вообще, словцо «шельма» он особенно любил в обращении с Илиешем — «шельма, подай», «шельма, убери». Поначалу Илиешу даже нравилось такое обращение, но затем оно стало раздражать. Обижало Илиеша еще и то, что Чулика ведет себя в их доме как хозяин, а мать уж слишком старательно ухаживает за ним — так она не заботилась даже об отце. С каждым днем в мальчике росла жестокая неприязнь к квартиранту. Опротивело и «искусство» Чулики. Илиеш, как и прежде, стал с утра до вечера носиться по селу вместе с ребятами.

Лето властно вошло в свои права. Осень обещала быть такой богатой и веселой, с таким изобилием хлеба, с таким количеством свадеб, что и припомнить подобной никто не мог. А вскоре пришла и сама она, пора сбора плодов.

На дверях школы, клуба и сельсовета появилось множество листочков с объявлениями о приеме на различные курсы, в школы. Немало молодых валурян уехало учиться. Только Илиеш вынужден был прислуживать маляру Чулике. Вдобавок ко всему мать еще укоряла, что он недостаточно прилежен, что не держится за денежное ремесло. Однажды Илиеш не выдержал:

— Ремесло! Да это любой идиот сможет. Подумаешь, приложил картон к стене — и мажь!

Услышав это, Чулика замер, лицо его сперва стало белым, потом посерело, затем мало-помалу приняло багровый оттенок. Бегающие, как у хорька, глазки словно остекленели. Прерывающимся голосом он проговорил:

— Наглец! Такого я не видел за всю жизнь!

Ангелина онемела, замерев с поднятой для удара рукой. А Илиеш торжествовал: наконец-то он хоть чуточку отомстил Чулике. Только хотел он было улизнуть из комнаты, как мать поймала его за рукав, затащила в угол, и ремень Романа горячо обжег его спину. Ангелина доказала Чулике, что умеет воспитывать своего ребенка.

Вырвавшись из рук матери, Илиеш крикнул Чулике:

— Ничего, вернется отец, полетишь ты отсюда вверх тормашками!