Обрести себя

Через два дня к ним зашла Ангелина. Ссутулившись, как-то боком втиснулась в дверь. Коротко постриженные волосы не причесаны, вся растрепанная, глаза красные от слез. Переступив порог, упала к ногам Романа:

— Прости, Роман, прости! Сама не знаю, как все случилось. Черт попутал, замутил разум. Не вини меня, пойдем домой, не отнимай сына!

К горлу Илиеша подступил комок, он еле сдерживал слезы.

Роман отправил его во двор поиграть.

«Неужели не помирятся?» — в отчаянии думал Илиеш, шагая по придорожной грязи. Сперва пошел было к Якобу, но не вытерпел, с полдороги повернул назад.

Примирение произошло позже. Наступили морозы, мохнатый иней толщиной в несколько пальцев окутал ветви деревьев, лег на землю. Илиеш очищал кукурузные початки, окружив себя на огороде стеной из сухих кукурузных стеблей, чтобы не так пробирал холод. Закутанный в полушубок, он все же мерз. С утра они работали вместе с отцом. Потом пришел дедушка с Павлом Гынжу и увел отца в хату.

Они сидели там уже несколько часов. Почти весь сельсовет собрался в хате. Совещались о чем-то. После обеда Лимпиада, закутанная в шаль, куда-то ушла… вернулась она с Ангелиной, обе были возбуждены, с горящими глазами. Прошли мимо Илиеша, даже не взглянув в его сторону. Он обиженно надулся, хотел уже бросить кукурузу и сбежать к ребятам, как Лимпиада вышла на крыльцо и позвала его. Оказывается, в комнате шла гулянка. Мать и отец сидели рядышком за столом. Они посадили Илиеша между собой, налили ему стакан вина, как взрослому.

«Помирились!» — решил он.

Выпили за мир, за хорошую жизнь. Дед Епифан философски рассуждал:

— Конь о четырех ногах, и то спотыкается.

Ангелина сжалась, как воробушек, не решаясь поднять глаза от тарелки. Роман успокаивал, склонившись к ней:

— Гляди смелее, не убивайся. Как-нибудь проживем.

— Чего только не случается в жизни, — говорил ободряюще Павел.

— Чего не случается, — вздыхала Лимпиада.

К вечеру втроем пошли домой. У Лимпиады остался только Вьюн. Илиеш был готов кричать от радости: «Они помирились!» Пусть бы все село слышало. Как тепло и радостно на сердце стало! Но дома Роман помрачнел.

— Завтра же забели эту дрянь, — кивнул он на стены, разрисованные Чуликой.

— Хорошо, — послушно отозвалась Ангелина, выражая готовность выполнить любое его желание.

Утром, когда Илиеш проснулся, пахло свежей известью. Стены были белые, слегка подсиненные. В комнате стало просторно, светло, чисто. Чуликинская мазня бесследно исчезла.

Зима принесла глубокие снега. На кургане дотемна слышались звонкие голоса. Были санки и у Илиеша, причем особенные, со спинкой и поручнями — не упадешь. Их сделал дедушка. Кататься на них — одно удовольствие. И все же нет у него прежней радости. Отец страшно изменился, стал угрюмым, раздражительным, придирчивым. Он беспрерывно кашлял. По ночам кашель душил его целыми часами. О докторах он и слышать не хотел.

Однажды Ангелина предложила ему лечь в больницу. Он побледнел и злобно выдавил:

— Хочешь от меня отделаться? Но я не доставлю тебе такого удовольствия! Буду жить, пока не высохну, как доска.

Ангелина с тех пор боялась упоминать о больнице. Роман оживлялся лишь в редкие часы, когда к ним приходил Павел Гынжу. Павел уверенно говорил:

— Скоро ты поправишься. Вот придет весна, пошлем тебя на все лето в Дубоссары на практику в колхоз. Ты толковый, понимаешь в хозяйстве. Посмотришь, как там у них, что к чему. А осенью и у нас в Валуренах организуем колхоз. Мы с Лимпиадой из любопытства съездили туда. Ну, братец, вот это пахота! Тракторами пашут, я видел, глубина чуть не в аршин. Все сорняки к черту. На что тут лошадь?.. А посмотрел бы ты их кур — белые, будто из одного яичка вылупились. Загляденье! В тепле выводят их, и наседки не надо, по восемьсот штук в день. Можешь спросить Лимпиаду.

Огоньки любопытства загорались в глазах Романа, и он на некоторое время воодушевлялся.

— Пожить бы, самому бы увидеть!

— Еще как будешь жить, — уверял Павел. — Помнишь, как я кашлял в позапрошлом году? И ничего. Пей молоко с маслом, как рукой снимет.

Когда Павел ушел, отец ласково обнял Илиеша:

— Вот поправлюсь, организуем колхоз, и пошлю тебя учиться. Куда захочешь поедешь.

Приближались выборы в Верховный Совет республики. Кандидатом в депутаты выдвинули Лимпиаду. Она потеряла сон и аппетит. Ей было как-то неловко, она смущенно говорила:

— Там нужны ученые люди. А что я, едва грамотная?

Роману стало лучше, он повеселел. В день выборов проснулись с петухами, зажгли лампу, стали наряжаться в праздничную одежду. В темноте пошли на избирательный участок, уверенные, что будут там первыми. Но в школе, где расположился избирательный участок, уже собралось все село. Илиеш еще ни разу не видел школу такой украшенной: кругом ковры, вазы с цветами — где только набрали их?

За столом, покрытым красной скатертью, торжественно сидели Павел Гынжу, Тоадер Мунтяну и еще несколько мужчин и женщин. В соседнем зале играла музыка. Настроение у всех было приподнятое, все приветливы, радостны. В зале, где играл оркестр, веселились и старики и молодежь. Роман расправил плечи и вступил в танец.