Обрести себя

— Плюнь ты на все неприятности, пройдут и они. Самое трудное позади, — сказал Бакуш. — Давно я не сидел вот так, в тишине, и не слышал голоса поющей женщины.

Казалось, он дремлет и бормочет сквозь сон. На мосту через Днепр слышался скрип лебедок и стук молотков. Сколько раз этот мост разрушали и восстанавливали! А теперь его делали навсегда. На меловом склоне холма росли редкие кусты бузины и дикая морковь. У камня светились белыми веночками невест несколько заблудившихся ромашек. Никита сорвал одну, протянул Бакушу.

— Знаете, в молодости я боялся их.

Бакуш взял цветок, понюхал, затем прикрепил к ремешку планшетки.

— Почему?

— Боялся, чтобы не заворожили меня.

Бакуш улыбнулся.

— Может, и до сих пор боитесь?

Беспощадно палило солнце. Чувствовалось приближение дождя. С запада снова наступали черные тучи. Секретарь приподнялся на локте, поглядел в небо.

— Мне нужно идти.

Он разгреб беловатую землю, взял ее в горсть и просеял сквозь пальцы.

— Ты специалист. Что может расти на этом склоне?

Никита пожал плечами:

— Не знаю… Виноградник. Я больше разбираюсь в цветах, занимался и садами, но цветы — это моя страсть. Видели бы вы, какие я выращиваю тюльпаны. У меня есть свой собственный сорт. — Никита глубоко вздохнул. — Мне нравится все красивое. Знаете, была у меня племянница… Видели бы вы ее. — Он незаметно для себя открывал свою тайну, запертую на семь замков. Нестерпимо хотелось рассказать о Наташе, хоть раз упомянуть ее имя после смерти. — Она жила у меня, и любо было смотреть, как она по утрам расчесывает волосы, как хлопочет по дому. Вечером, приходя с работы, я заставал ее спящей, смотрел на нее и любовался. Мечтал выдать замуж за хорошего парня и устроить веселую свадьбу. Но вмешалась жена со своими глупостями, стала грызть меня, ежедневно шпынять. Бедной Наташе пришлось перейти от нас в общежитие. А теперь нет ее, погибла… Да, красивая была, как весенний побег! У меня нет детей, и я любил ее, как никого другого.

— Когда кончится война, — сказал Бакуш после короткой паузы, — ты снова вернешься к цветам. Мы поручим тебе весь район — будешь украшать его по своему желанию.

Никита улыбнулся:

— Могу считать, что уже получил задаток?

— Можешь. Вот тебе моя рука.

Никита с силой пожал протянутую руку.

— А еще говоришь, что слабый, — улыбнулся секретарь, дуя на пальцы.

Никита снова улыбнулся:

— Вложил слишком много души.

— Куда теперь, на фабрику? — спросил Бакуш.

— Нет, в Солонены. Слышал, что там произошли какие-то пакости. Знаете, иногда я очень боюсь, что не доживу до конца войны, — внезапно заключил он.

Бакуш похлопал его по плечу:

— Не говори глупостей.

Никита пошел запрягать лошадь, которую перед тем пустил пастись на опушке. Бакуш собрался спускаться к Стокнаю.

— Послушайте, — остановил его Никита. — Я так и не посмел просить, но вы должны помочь мне с материей и сахаром.

— Ничего нельзя сделать, нужно повременить месяц-два.

Бакуш пожал плечами и повернулся, чтобы уйти. Никита еще раз задержал его:

— Послушайте…

— Я запаздываю на собрание.

Никита подошел к нему:

— За слухи о мужьях вы напрасно ругали меня. Не так уж был я виноват. Может, мне тогда не следовало молчать, но…

— Сегодня ты хочешь смыть с себя все грехи, — засмеялся Бакуш. — Не выйдет…

Тучи, словно громадные вороха шерсти, снова затмили солнце. Однако Никита не спешил довериться лошади. Слушал, как копыта ступают в грязь, проламывая подсохшую корочку. Поля лежали грустные, неухоженные. Клочки озимых посевов ярко выделялись своей зеленью и походили на новые заплаты. В поднявшейся пшенице слышалась болтовня перепелки, сплетничавшей о чем-то со своей кумушкой. На дороге, перед повозкой, прыгала синица, топорща перышки цвета маслины.

Никита вдыхал свежий воздух, думая о жизни. Он немного освободился от тяжелых дум и сомнений и чувствовал некоторое облегчение — как земля во время сильного пекла после небольшого дождика. Его радовал вид недавно прополотой кукурузы, а когда попадалась на глаза покинутая делянка, заросшая сорняками, он хмурился. Окидывая глазами долины и холмы, он мысленно уничтожал укоренившийся бурьян, представлял себе эти места другими, хорошо возделанными. Если земля была необработанной, значит, война совсем опустошила дом, которому принадлежит это поле. Значит, там уже давно не поет на заре петух, хозяин по утрам не отбивает сапу, заставляя ее весело звенеть на всю округу, и дым не валит из трубы, так как в ней свили гнездо сова или ворон.

Заметив на поле женщину, он сначала подумал, что она полет. Только когда подъехал ближе, увидел нечто несуразное — женщина срубала табак. С дикой яростью ударяла она сапой по толстым стеблям, давшим уже шесть листков. Это был дивный табак, а она отчаянно ударяла сапой направо и налево, словно уничтожая заклятого врага. Срубленные растения отлетали далеко в разные стороны, как бы опасаясь попасть под удар вторично.

Ошеломленный увиденным, Никита бросил вожжи и кинулся к ней, крича еще издалека:

— Что ты делаешь, сумасшедшая, остановись!

Женщина обернулась к нему, опалила его ненавистным взглядом и устало сказала:

— Подойди-ка поближе.