Обретая суперсилу. Как я поверил, что всё возможно. Автобиография

Уже светало, когда я наконец поднялся со скамьи, весь затекший и дрожащий от холода, и поехал домой. Я пришел на пирс в одиночестве, но, когда уходил, нас было уже двое. В прошлом, когда хулиганы, грабители и мой отец нападали на нас, мы бились за себя до последнего, пока уже не могли подняться с земли, но мы все еще не сдавались. Не сдадимся и в этот раз. Я не видел разницы. Пусть теперь они носят костюмы и галстуки, сидят в дорогих кабинетах, но, по сути, они точно такие же, как и те, кто избивал меня в школе и в ту страшную ночь в Сан-Диего. Они были уверены, что если будут бить нас достаточно сильно и достаточно больно, то рано или поздно мы заткнемся, а потом они смогут заявить, что победили. Но мы никогда не давали им возможности насладиться этим моментом, не позволим и теперь.

ПО ПУТИ ДОМОЙ В ГОЛОВЕ ПОЯВИЛОСЬ НАЗВАНИЕ ФИЛЬМА: ОНО ВСПЛЫЛО ИЗ МИФОЛОГИИ, ИЗ СКАЗОК О ТОМ, КАК ОДНОГО РЕБЕНКА ЗАМЕНЯЮТ ДРУГИМ.

По пути домой в голове появилось название фильма: оно всплыло из мифологии, из сказок о том, как одного ребенка заменяют другим. Казалось, оно подходило, учитывая, что пришлось пережить Кристин, когда полицейские вернули вместо ее ребенка чужого. Также название соответствовало моему желанию еще раз придумать себя заново, получить все же этот четвертый акт и сменить карьеру, сменить прошлую жизнь на новую.

Я назвал его «Подмена»[88].

Глава 31 О чем я только думал?

За годы я накопил несколько сотен страниц документальных свидетельств о жизни Кристин Коллинз. Но для того чтобы рассказать ее историю должным образом, мне понадобится собрать вообще всю информацию, которая доступна по этому вопросу. Иными словами, я вернулся в темные полуподвальные архивы полицейского департамента и Городского совета.

Более того, я изучал документы, хранившиеся в Окружной больнице Лос-Анджелеса, препарировал старые издания Los Angeles Times, рылся в городской библиотеке и в результате собрал более двух тысяч страниц материалов.

И я наконец нашел жемчужину моего собрания, которая так долго от меня пряталась. Это были протоколы судебных заседаний об убийстве, и они позволили мне собрать воедино все три части той загадки, которая стояла за одним из самых страшных преступлений за всю историю Лос-Анджелеса.

На одной стороне этого криминального треугольника находилась Кристин Коллинз, мать-одиночка, которая всегда была далека от политики и не искала внимания публики. И вот однажды у нее похитили родного сына, а департамент полиции города стал давить на нее, чтобы она признала своим сыном другого мальчика, которого они ошибочно приняли за пропавшего. Она объявила полиции войну, которая в итоге привела к обнаружению серийного убийцы и отставке начальника полиции Лос-Анджелеса и самого мэра города.

На другой стороне треугольника был некто Гордон Стюарт Норткотт, психопат, похищавший совсем маленьких и беззащитных детей, перевозил их на ранчо в Риверсайде, насиловал и убивал, а расчлененные тела сжигал и закапывал.

Наконец, третьей стороной стал департамент полиции Лос-Анджелеса, который в 1928 году был печально знаменит жестокими злоупотреблениями властью, и полицию никогда не призывали к ответу перед законом за акты насилия по отношению к жителям города.

Полицейские департамента пользовались полной безнаказанностью и творили, что хотели. Они чувствовали себя полновластными хозяевами и делали все необходимое, чтобы контролировать город. Создавшаяся ситуация привела к многочисленным протестам. И жители города, и газетчики со страниц изданий требовали реформы полиции. Департамент отчаянно нуждался в положительных откликах прессы о своей работе. Полицейские начальники были уверены, что если они вернут похищенного сына отчаявшейся от горя матери, то это сможет улучшить их репутацию. Вместо того чтобы признать свою ошибку и подтвердить, что они вернули матери чужого ребенка, полицейские поместили Кристин в психиатрическую лечебницу, пытаясь заставить ее признать родного сына в чужом ребенке. Отказ полиции признать правду привел к тому, что серийный убийца все это время продолжал убивать детей.