Отец яростно сопротивлялся разводу, он был решительно настроен любой ценой удержать контроль над матерью. Он не хотел отпускать ее на свободу, где она могла бы рассказать всем о его прошлом, и никак не мог позволить ей получить доступ к трем миллионам долларов, которые он накопил за долгие годы работы его компании по производству пластиковых изделий. Он даже отказался оплачивать расходы по уходу за Эвелин, когда ту пришлось поместить в специальный дом престарелых с постоянным присмотром. Вместо этого он переехал в Лас-Вегас, купил дом за наличные деньги и рассовал оставшиеся средства по банкам в США, Канаде и на Каймановых островах. Он кричал, что не заплатит ни гроша «своих денег» за ее лечение и уход, забывая при этом, что он заработал эти «свои деньги» лишь благодаря тому, что всю жизнь заставлял нас работать на него бесплатно.
– Однажды я поехала навестить маму в больнице, – рассказывала Тереза много лет спустя. – Она чувствовала себя лучше, чем обычно, и я вывела ее на прогулку. Внезапно она вырвалась и спряталась за ближайшим деревом. Я побежала за ней и спросила, в чем дело. Она ответила, что увидела самого Сатану: «Дьявол снова здесь!»
Я посмотрела в сторону, куда она показывала, и увидела мужчину, который был очень похож на Чарльза.
Как-то вечером я сидел дома и работал, когда раздался звонок от моей тетки. Она сказала, что Чарльз выложил на нескольких сайтах, посвященных Холокосту, свои воспоминания о войне, которые я когда-то записывал под его диктовку. Я ответил ей, что мне все равно, как он там поступил с теми записями сорокалетней давности, которые были сделаны только потому, что он требовал.
Но немного позже, движимый извращенным любопытством, я все же загуглил ключевые слова, которые вывели меня на несколько сайтов, на страницах которых он выложил свою историю под названием «Каникулы, которые так хочется забыть»[94]. Ее еще можно было найти в интернете в 2018 году. Сам документ был все таким же никудышным и изобилующим лишними деталями, как и первая его версия, которую я набрал на печатной машинке, когда еще учился в старших классах. Я уже решил было закрыть страницу, но наткнулся на отрывок о бойне в Вишнево. Некоторые части текста были изменены отцом, но основная часть осталась прежней.
«Во дворе выстроились 60 или 70 человек, некоторые были одеты, тогда как другие были только в нижнем белье. Их плотным кольцом окружали немецкие солдаты из СС и полицейские. Я не мог попасть на двор из-за того, что там происходило, и поэтому ждал на улице напротив. Через несколько минут появилась группа из еще двадцати пяти евреев, которые несли лопаты, их привели под охраной из гетто и построили на улице Вильно, метрах в двадцати от гмины. Эсэсовцы отдали приказ, и колонна двинулась вверх по улице и сделала поворот направо, присоединившись к другим, кто тоже не понимал, что происходит. Так что я пошел за ними на некотором расстоянии. Люди прошли мимо православной церкви, а потом повернули по дороге направо, по направлению к еврейскому кладбищу.
Я пересек поле, спрятался в старом бункере времен первой мировой войны напротив кладбища и стал ждать. Когда через несколько минут пришла колонна евреев, эсэсовцы стали оттеснять евреев к траншее, которая была выкопана ранее. Раздались крики, я не мог различить, что именно они говорили, но понял, что людям приказали выстроиться вдоль вырытых ям. Некоторые двигались медленно и безропотно, другие сопротивлялись, и их силой подталкивали к ямам. После этого последовала команда. Пистолеты и винтовки громко палили, пронзая штиль. Заключенные медленно оседали и падали в открытые ямы.
Сидя в бункере, в котором я спрятался, я ясно видел, что некоторые еще были живы, но команда уже была готова закидывать их землей, чтобы они задохнулись и умерли».
Я также нашел рассказ отца о том, как соседи предупредили Софию о том, что ей лучше уехать, так как ее могли принять за пособницу нацистов: «Партизаны считали, что мать была на стороне фашистов, потому что она работала на станции и готовила еду для немецких солдат».
Даже в детстве я не понимал того, о чем здесь было написано. Немцы заставляли множество гражданских лиц (и евреев, и всех остальных) работать на заводах и фермах, но их никто не считал коллаборационистами, ведь все понимали, что отказ обычно заканчивался пулей в лоб. Коллаборационисты же
Потом я вспомнил, как мой отец описывал девочек-евреек, которые работали на Софию, словно рабы. Работали не
Это могло значить только то, что форма была ему очень и очень дорога и имела для него особенное значение.