Обретая суперсилу. Как я поверил, что всё возможно. Автобиография

Также церковь контролировала несколько религиозных коммун, которые совокупно назывались Сообществом. В каждой коммуне было от двенадцати и более постоянных жителей, которые пожертвовали все свое имущество церкви и полностью подчинялись Кену и Старейшинам.

«Дом Аббы» пустил глубокие корни в средней школе Чула-Висты. Люди Иисуса собирались на лужайках во время ланча, вели беседы, молились и делились своими мыслями о Боге. В моем классе было несколько таких учащихся, в том числе моя сверстница по имени Кати Уильямс. Она была умной и творческой натурой. У нее было интересное, хитрое чувство юмора: оно словно сначала подкрадывалось к тебе со спины, вдруг давало тебе легкий игривый подзатыльник, а потом убегало, хихикая. Она была очень жизнерадостной. Она была просто бомба. Она была великолепна.

По расписанию я занимался с ней в одном кабинете два раза подряд. Мы рассаживались по алфавиту, и во время первого урока я сидел за столом, который занимала Кати во время второго урока, а я в это время сидел на один ряд дальше. Как и любой другой скучающий ученик, я иногда отвлекался от занятий и рисовал что-нибудь на листке бумаги или даже на столе. Однажды во время скучного первого урока я прикрепил стикер с пентаграммой на спинку стоявшего передо мной стула. (В тот период мое писательство все еще пребывало в своей лавкрафтианско-мистической фазе, и я считал все связанное с этой темой крутым. Я был идиотом.)

На следующий день, когда во время первого урока я снова сел за тот же стол, то заметил, что рядом с пентаграммой Кати написала: «Иисус спасет тебя». Она не знала, кто оставил пентаграмму на спинке стула, ей просто хотелось на нее отреагировать. Решив ответить, я написал довольно грубую, вызывающе антихристианскую фразу, чтобы спровоцировать ее на ответ.

Она ответила. Я тоже. Она парировала мой ответ. Меня веселило, что мы, по сути, ведем теологический спор, передавая записки через спинку стула, и что она понятия не имеет, с кем говорит. Когда на спинке не осталось свободного места, мы стали оставлять друг другу целые письма, пряча их под столешницей. Чем сильнее она старалась, тем жестче был мой ответ. С каждой запиской мое мнение становилось все более и более экстремальным, а некоторые из записок прямо дышали дьявольским пламенем. На втором уроке я наблюдал за тем, как она разворачивала послание и вместе с друзьями смеялась над придурком, которого пыталась обратить в веру.

Несмотря на то что я все еще был слишком стеснителен, чтобы разговаривать с девушками, оказалось, что я могу спокойно переписываться с ними, и сам Сатана выступал в качестве суфлера.

Наша переписка продолжалась уже месяц, когда я решил покончить с секретами и оставил под столом записку с предложением встретиться после школы. Она уже стояла и ждала своего загадочного оппонента, готовая к духовным баталиям, когда я подошел и поздоровался.

Она нетерпеливо кивнула в ответ, вглядываясь в темноту, в поисках сумрачной фигуры человека, который присылал ей все эти ужасные записки. По всей видимости, он должен был появиться, объятый дымом и тенями. Я терпеливо ждал. Через секунду она повернулась ко мне, и глаза ее осветились от неожиданного осознания. Кати покраснела от смущения, сделала шаг назад, а потом залепила мне пощечину.

После этого случая я превратился в особый проект Кати.

К ее неустанным попыткам обратить меня в определенный момент подключились и другие члены «Дома Аббы».

Когда кто-то из них встречал меня идущим по улице, то предлагал подвезти. Каждый день во время перерыва на завтрак они предлагали мне присесть за их стол, поговорить, а то и просто помолчать, если говорить не хотелось.

А потом начались коллективные объятия.

К этому моменту ни один человек в моей жизни, ни родители, ни родственники, никто никогда не говорил мне «Я тебя люблю». Я даже не помнил, обнимал ли меня кто-то или прижимал ли к себе. Выражение симпатии на физическом уровне было для меня чем-то чужим и непонятным. Поэтому, когда они обняли меня и сказали, что любят меня, я был ошеломлен. Первый раз, когда это случилось, я извинился и убежал. Я нашел темное место за спортивным залом, где меня никто не видел, и заплакал. Неужели это то, что называют привязанностью и любовью? Всю свою жизнь я рос, как одинокое дерево в пустыне, скрученное и согнутое от нехватки воды, а теперь на меня обрушились потоки любви, изливаемые несколько раз в неделю.

Я не сдавался, потому что считал, что все эти люди живут в мире своих фантазий. Я нуждался в этой мысли, чтобы не прогнуться под тяжестью неожиданной симпатии, которая мне, как человеку, который впервые столкнулся с чем-то подобным, казалась тогда вполне искренней.

Однажды во время занятий меня вызвали к директору школы Рэймонду О’Доннелу.