Обретая суперсилу. Как я поверил, что всё возможно. Автобиография

К ЭТОМУ МОМЕНТУ НИ ОДИН ЧЕЛОВЕК В МОЕЙ ЖИЗНИ, НИ РОДИТЕЛИ, НИ РОДСТВЕННИКИ, НИКТО НИКОГДА НЕ ГОВОРИЛ МНЕ «Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ».

– Миссис Терри и миссис Мэсси сказали мне, что ты писатель. Они говорят, что ты очень хорош.

Я скромно кивнул в ответ, но промолчал. Это могло быть ловушкой.

– Тут вот какое дело, – продолжил директор. – Мы хотим создать новую традицию. Суть в том, что мы выбираем ученика старшего класса и просим его написать сатирическую пьесу о школе и учителях. Ничего экстремального, конечно, но с хорошим и легким юмором. Пьесу будем ставить в спортзале, чтобы все ученики могли прийти и посмотреть. Если все пройдет хорошо, то будем ставить пьесы каждый год.

– Мне рекомендовали тебя учителя, и я хотел бы, чтобы пьесу написал ты. У тебя будет две недели, привлеки других учеников на роли, репетируйте, в общем, занимайтесь делом. Пьеса должна быть смешной, но не перегибайте палку и особо не издевайтесь над учителями.

Если она будет слишком жесткой, то придется признать затею неудачной, а ученики потеряют единственный шанс безнаказанно подшутить над своими наставниками. Так что смотри не загуби хорошее дело.

Я прошел через весь кампус в полном недоумении. Годами я пытался стать невидимкой. Если я возьмусь за пьесу, то обо мне узнает вся школа. Если работа получится хорошей, но не смешной, то меня просто заживо съедят. Если пьеса будет смешной, но слишком правдивой, то школа откажется от таких экспериментов, а ученики опять же съедят меня за неудачу. Я рискую вступить на тропинку, которой так долго избегал.

Но, с другой стороны…

«Миссис Терри и миссис Мэсси сказали мне, что ты писатель. Они говорят, что ты очень хорош».

Это был вызов. Но если раньше вызов шел от тех, кто боролся против меня, теперь это был вызов тех, кто верил в меня.

Как будто сама Вселенная говорила мне: «Хватит прятаться».

Всю следующую неделю я писал пьесу, в которую включил парочку острых уколов в сторону «Людей Иисуса», но что поделать. Нельзя сделать омлет, не зажарив парочку христиан. Я попросил несколько других учеников помочь мне, и парочка из них добавили в пьесу собственные мысли и сценки, и мы приступили к репетициям.

В день премьеры в спортзале собрались все тысяча восемьсот студентов. Погасли огни, и шоу началось…

Юмористическая составляющая была настолько ужасной, насколько вообще могла. Шутки были детскими, натужными, грубыми, избитыми. Выглядело это все так, как будто кому-то, кто ни разу в жизни не играл в бейсбол, дали биту, и он начал махать ею со всей дури во все стороны сразу в надежде случайно попасть хоть во что-нибудь на поле.

Нас спас фактор новизны: публика ревела от восторга, когда слышала те же колкости, которыми пользовалась в реальной жизни и которые теперь открыто звучали в присутствии преподавателей. В финале студент, который играл роль директора О’Доннела, выходил на сцену и требовал показать ему того, кто написал всю эту чепуху.

Я выбрал этот момент, чтобы выйти из тени и в переносном, и в буквальном смысле. Я оказался на виду у всех:

у качков, которые меня игнорировали, у чирлидерш, для которых я вообще не существовал, у старост классов, у «Людей Иисуса»… у всех.

Меня зовут Кал-Эл, я прибыл к вам с Криптона, отведите меня к своему вождю.

– Это я написал! – громко заявил я.

Парень, игравший директора, вытащил пистолет. Нам разрешили использовать только игрушечный пистолет, но в руках директора был стартовый пистолет нашего физрука, который непонятно каким образом оказался на сцене.

Я побежал. Он выстрелил. Я рухнул на пол в брызгах искусственной крови.

Зал взорвался. Люди аплодировали, кричали и так сильно топали ногами по трибуне, что спортзал трясся и вибрировал от пола и до самого потолка.

Событие вовсе не было премьерным показом на Бродвее или новым телешоу, которое транслировали бы на миллионную аудиторию. В этом не было ничего эдакого.

Бога ради, это был всего лишь спектакль учеников средней школы. Но это был первый раз, когда мне аплодировали за то, что я написал, впервые я почувствовал, что меня ценят, и это утвердило мою веру в то, что я должен был стать писателем. Все следующие дни, где бы я ни появлялся, студенты, которые даже не знали моего имени, заметив меня, кричали вслед: «Эй, писатель, хорошая работа! Давай пиши!»

Да-а, признаюсь, я подсел.