Обретение надежды

Белозеров сидел в кабинете Жаркова — на время работы комиссии заместитель директора по науке переселился к ученому секретарю. На столе лежала кипа бумаг: документы, истории болезней, записи бесед с сотрудниками института. Перед началом работы он сказал членам комиссии: «Коллегия хочет знать правду о положении дел в институте. Только правду, и ничего кроме правды». Прозвучало торжественно, как в спектакле, который недавно смотрел с Лидой у купаловцев, кое-кто переглянулся. Теперь правда вставала перед ним. О ней говорили радиологи и онкохирурги, химиотерапевты и медсестры, радиохирурги и санитарки, повара и бухгалтера. Они рассказывали о том, как ведутся истории болезней и как организована работа аспирантов и ординаторов, как налажены дежурства на постах и расходуются лекарства и препараты, как используется научное оборудование и каково состояние финансовой дисциплины. Подтвержденные документами, эти рассказы все чаще заставляли Федора Владимировича задумываться.

Встречу с Вересовым, как опытный стратег, Белозеров отложил на самый конец, когда уже будут сделаны все выводы. Но это не мешало ему каждый день вести безмолвный диалог со своим бывшим другом. Ты усомнился в нашей объективности? Хотел, чтобы в комиссию включили москвичей или ленинградцев? Ну, что ж, дадим тебе возможность убедиться, что мы тоже не лыком шиты. Нам незачем подличать, белое — это белое, а черное — черное. Достаточно истории с препаратом золота, она перечеркнет все ваши успехи. Я не копаю тебе яму, мне это ни к чему. Редкий случай, когда впрямь можно и невинность соблюсти и капитал приобрести.

Перебирая бумаги, Белозеров вспоминал свой недавний разговор с Андреем Андреевичем. Когда это было? Ну да, позавчера. Он вошел, сел, сгорбившись и зажав между коленями руки, отрешенно уставился в пол. «Укатали Сивку крутые горки, — подумал Федор Владимирович. — Какой боевой был мужик — а укатали». Придвинул блокнот, нацелился карандашом.

— Почему вы сами взялись повторно оперировать больного Зайца? Вы ведь знаете, что в случае осложнения на повторную обычно идет другой хирург. Хотели скрыть свои ошибки?

— Какие? — Сухоруков пожал плечами. — Меня вызвали ночью. Ярошевич сказался больным, у Минаевой слишком мало опыта, Басов…

— Да, Басов. У него-то, я полагаю, опыта достаточно?

— У него достаточно. Но вы знаете, сколько я возле этого Зайца схватил? Около ста миллирентген. Я знал, что схвачу, и не хотел подставлять Басова под облучение.

— Почему?

— Именно потому, что первую операцию делал сам. И еще потому, что я как-никак заведующий.

— Бывший, — сказал Белозеров.

— Тогда я не был бывшим.

— Именно поэтому вы завели себе секретаршу и дали ей ставку санитарки?

— Именно поэтому. Без санитарки я с горем пополам обойтись мог, а без секретарши нет.

— У вас замашки министра.

— У меня замашки хирурга. Вы знаете, что крупные американские хирурги сами даже швы не накладывают, это делают ассистенты. А вы хотите, чтобы я занимался бумажками.

— Не слишком ли вы самоуверенны? Крупный хирург…

— Это не самоуверенность. Я хирург высшей категории, что в переводе на общежитейский язык означает — крупный. Кроме того, что я руковожу… руководил отделом, работой двух десятков врачей и научных сотрудников, я собственноручно делал от шести до десяти сложных операций в неделю. Согласитесь, что и больным, и государству выгоднее, если я занимаюсь хирургией, а не бумаготворчеством.

— Это отнюдь не означает, что вам дозволено нарушать финансовую дисциплину и штатное расписание.

— А это уж вы, уважаемый Федор Владимирович, обязаны были позаботиться, чтобы привести штатное расписание и финансовую дисциплину в соответствие с потребностями хирургии, — отрезал Сухоруков.

Белозеров прикусил губу.

— Что вы скажете вот по этому поводу? — Он подвинул стопку историй болезней. — Чем вызваны калечащие операции, ведь у всех больных опухоли после лучевого лечения полностью исчезли.

Сухоруков полистал истории, вспомнил маленькую хрупкую балерину, прибитого ее смертью Якова и полез за сигаретами.

— Вы ведь были онкологом. Неужели вы не знаете, что определенный процент таких «исчезнувших» опухолей метастазирует? Вот это как раз тот случай, когда врач не может, не имеет права рисковать. Когда создадут аппаратуру, подтверждающую, что облучение не только разрушило опухоль, но и уничтожило все до единой злокачественные клетки, мы с радостью откажемся от калечащих операций.

Федор Владимирович сделал пометку в блокноте.

— Вопрос, который в первую очередь нужно задать директору, однако… Вы мне не скажете, почему у вас так много непрофильных больных? Оперируете кисты, мастопатии, полипы… то, что с успехом могут сделать в любой клинике. Не мешает ли вам это все усилия сосредоточить на онкологических заболеваниях? Или улучшаете статистику?