Обретя крылья. Повесть о Павле Точисском

Едва Павел откинул с двери крючок, как комната наполнилась полицейскими. От серых, задубевших на морозе шинелей потянуло холодом. Полицейские вели себя шумно, топали сапогами, громко переговаривались. Пристав выкрутил фитиль лампы, уселся на стул и, поставив шашку между ног, спросил, простуженно кашляя:

— Имеете ли вы, господин Точисскии, крамольную корреспонденцию, книги какие либо еще чего?

Павел глянул на пристава насмешливо:

— Вы забыли, что я под гласным надзором, — Хм, - пристав недовольно поморщился и махнул полицейским, — начинайте!

В служебном рвении они рылись в книгах и бельевых ящиках, на кухне и в чулане. Задирали постельные матрацы, ощупывали подушки.

Проснулась Марусенька, смотрела испуганно.

— Возьмите ребенка! — приказал полицейский. Павел оставался спокойным, ничего нелегального у него не хранилось.

Следующим местом ссылки для Точисского был Златоуст.

В Москве Точисский рассчитывал на Акима Сергеева и потому, едва определившись на службу, отправился по старому адресу. Шел, а тревожное чувство не покидало: ну, как Сергеев там уже не проживает, и тогда, при строгой конспирации, какую соблюдали социал-демократы, он, Павел, может оказаться на неопределенный срок без связи с партией.

А революционная ситуация явно обострялась. На заводах и фабриках Москвы одна за другой вспыхивали забастовки. Нередко стачечники выходили под красным флагом на улицу, и тогда их разгоняли силой. В городе на каждом шагу черные и серые шинели жандармов и полицейских.

В день Кровавого воскресенья Точисский был еще в Златоусте. По поручению социал-демократической организации он написал тогда листовку о чудовищных преступлениях царизма и призывал рабочих бороться с самодержавием…

…Дверь Точисскому открыла молодая незнакомая женщина. На вопрос о Сергееве ответила: сама его не знает, но слышать слышала о прежнем жильце от хозяйки. Работает он в госпитале, где-то у Белорусского вокзала.

Этот госпиталь, где лежали раненые с Маньчжурского фронта, Точисский знал: ходил мимо. У Белорусского вокзала часто покупал у голосистых разносчиков газету «Московские ведомости». Иногда в газетах просачивались скупые сообщения о «беспорядках» в губерниях. Печатались сообщения с фронта. Война длилась больше года, и сводки одна другой унылее: ряд поражений в Маньчжурии, взят Порт-Артур, погиб флот…

Падение Порт-Артура застало Павла в Златоусте. Печальное известие всколыхнуло город. Стихийно возникали митинги. Среди деповцев попытался выступить оратор из либералов. Пронзительным голосом он кричал в толпу: «Государь скорбит вместе с нами. Его величество пишет… — И, уткнувшись носом в газету, забубнил: — «Без твердой надежды на помощь, безропотно перенося все лишения осады, испытывая нравственные муки по мере развития успехов противника, не щадя жизни л крови, сдерживала горсть русских людей яростные атаки врага… Вдали от Родины легли вы костьми за Государево дело, исполненные благоговейного чувства любви к царю и Родине…» Его прерывали, кричали:

— Вот именно «безропотно»! Хватит!

— Кровь народную пролили, а теперь верноподданнического послушания требуют!

— Царь верно заметил: погибли за государево дело, защищали концессии Романовых!

— Не верьте большевикам, они пораженцы! — вопил в ответ оратор, но на него зашикали, засвистели…

А когда добирался из Златоуста в Москву, за дорогу чего только ни повидал Павел. Большие и малые станции, полустанки, разъезды, и повсюду народа разного великое множество. Особняком, семьями, держатся переселенцы. Теснятся в холодных со сквозняком вокзалах, едят и спят на каменном полу. Повсюду бродят нищие и калеки.

Громыхая на стрелках, проносились теплушки с солдатами и казаками, конями и снарядами, платформы, груженные орудиями, полевыми кухнями и разным армейским скарбом. Россия слала на фронт пополнение. А навстречу тащились санитарные поезда с ранеными и больными.

Война с неумолимой жестокостью перемалывала сотни тысяч человеческих жизней.

Да, война проиграна. Давно схлынул либерально-буржуазный угар: война до полной победы. Либеральная буржуазия, как и мартовское меньшинство, выступала за мир. Но фракция большевиков не к миру взывала, а к революции. Точисский всецело принимает ленинское положение: поражение царизма в войне революционизировало народные массы, приблизило революцию…

В дальней дороге времени на размышления предостаточно. Сколько уже раз задумывался Точисский о положении партии. Среди социал-демократов России распространилась книга Ленина «Шаг вперед, два шага назад». Да, Павел не мог не согласиться с ленинской идеей. Именно: единство воли, действий, организованный отряд, авангард рабочего класса — такой должна быть партия.

Узнав, где служит Сергеев, Точисский направился в госпиталь. Вечерело, раненые гуляли в госпитальном парке, стояли и сидели под деревьями, о чем-то оживленно разговаривали.

Красивая, как мадонна, сестра милосердия вызвала Сергеева из палаты. Аким появился в белом халате и докторской шапочке. В приемном покое было не так уж светло, но Сергеев сразу узнал Точисского.

Они обнялись.

— Какими судьбами?