Обряд

Мишаня закрывает дверь прежде, чем раздается первый всхлип. Ну хоть наконец она плакать начала, думает он, срывая с вешалки куртку. Только вот о чем она плачет?

* * *

— Без вариантов. — Васька Финн разводит руками. — Сам думал об этом, но это прям вот… нет, короче. Сорян.

— А если попросить батю твоего, он же механик? — произносит Саня, тут же сплевывая на морозную землю очистки от семечек.

— И че, что механик? Тебе ж не масло поменять? Говорю же, Петька ездил в город, ему там поставили секретку и сигналку. Это ж «лансер», самая угоняемая тачка в стране. Он даже мне не сказал, че ему там намутили.

— И это вообще никак не открыть? — спрашивает Мишаня, переминаясь с ноги на ногу от холода — он так и выскочил в домашних тапках.

Васька цокает языком.

— Ну откроешь ты. Допустим, вскрыть его довольно просто. Но дальше-то че? Не поедет он. Без ключа никак не поедет. У него там брелок был особенный. Без этой хреновины проедет он два метра и заглохнет, а может, еще и электроника вся полетит.

— А если его обратно к тем ребятам, которые ставили, отвезти? Объяснить, что случилось? — продолжает давить Мишаня. Отступать ему некуда.

— Ну так а как ты отвезешь? Это только если на эвакуаторе. Документы на тачку нашлись?

— Нет, мать не нашла.

— А ключ второй? Может, был где?

— Не-а, ничего не было у него в вещах. Да вы ж знаете, он и не жил с нами, от армии косил же.

Васька снова цокает.

— Ну без документов не возьмет мужик точно.

— Прям точно? Мужик святой, что ли? — Саня снова сплевывает шелуху.

— Ну как. Он, конечно, возьмет, если батя спросит, но это же надо доплатить.

— А сколько стоит?

— Ну сам эвакуатор тысяч пять и там остальное как договоришься.

Мишанино сердце сползает вниз. У него нет пяти тысяч, не говоря уже о том, что там нужно будет договориться и доплатить сверху. У него есть триста семьдесят рублей. Может, у деда с пенсии еще пара тысяч осталась. Но этого точно не хватит.

— Если бабки нужны — есть заработок, — будто читает его мысли Саня. — Мы с Васьком хотим на выходных пойти зверя ловить. Слава Белоглазов, слышал, объявил награду, десять кусков за голову.

— Или за шкуру. — Васька ржет, оскалив реденькие зубы.

Мишаня снова переминается с ноги на ногу, вспоминая тот звук, который разнесся по лесу после выстрелов. То ли плач, то ли скрип разверзающейся земли.

— Так, а если будет ключ?

— Если ключ — то доедем до бати моего и там уже будем решать. Можно ведь и без документов — на запчасти там по дружбе договоримся. Лишь бы ключ был.

— А вы не можете по дружбе вскрыть просто и, даже если не поедет, разобрать, и все?

— Ну ты тупой, что ли? Мих, это ведь угон тогда.

— А так — не угон?

— Батя говорит, если ключ и свидетельство о смерти владельца — не угон.

Мишаня только вздыхает — придется все-таки сделать то, чего он так не хочет. А если совсем честно сказать, боится. Но делать ему нечего, выхода у него другого нет.

* * *

Самое сложное — вывезти велик из квартиры так, чтобы не заметил дед. Он, конечно, хромой и бухой большую часть времени, но будто сквозь стены видит. Вот и сейчас орет через дверь:

— Миха, ты? Че там тащишь? Из дома вещи прешь? Наркоман!

Мишаня удивляется, почему дед такой нормальный, когда выпьет, а когда трезвый — вечно орет и думает, что его обворовать хотят. Вроде водка — это плохо, а дед от нее будто трезвеет.

— Уборку делаю я. Все нормально, дед. Лежи, отдыхай.

— Какую такую уборку? Ружье мое где?

— У тебя другое есть, дед.

— Не твое дело, что у меня есть. А в школу не пора тебе?

Он приоткрывает костылем дверь ровно в ту секунду, когда Мишане удается выкатить наконец велик за дверь квартиры.

— А у меня каникулы, — врет Мишаня, глядя прямо в прозрачно-розовые дедовы глаза.

Дед все знает. На полном серьезе, он знает не просто, что Мишаня вытащил с балкона велик, но и то, куда он на нем собирается ехать и зачем. Знает и молчит, только хмыкает и с шумом захлопывает дверь.

— Осторожно там.

План у Мишани такой: вместо двойной физры первым уроком сгонять туда, к плоскому валуну на поляне, где так и стоит Петькин «лансер», и поискать там ключ. Если повезет, он уложится за это время — почти два часа, и никто даже не заметит его прогула, нужно будет только велик на место вернуть как-нибудь, чтоб не спалили, что он его доставал. А если не повезет… это «не» включает в себя тонкую корочку льда на ухабистой дороге, густую непроглядную чащу, в которую совсем не хочется возвращаться, и, в конце концов, того самого зверя, который Петьку задрал. За которого награду дают. Поэтому думать об этом просто нельзя.

Против зверя Мишане предъявить нечего. Ружье дедовское сгинуло в лесу, его так никто и не нашел, как и место, где Мишаня видел кровь на земле. Только он один знал, как дойти туда — по зарубкам на стволах, которые он оставил в тот день, как будто предчувствовал, что ему придется искать путь обратно. Но на самом деле ничего он не предчувствовал, просто было страшно и скучно и в кармане был нож. Не было никакого второго смысла, никакого предзнаменования. Только дурацкие злые случайности, одна за другой.