Обрученные Венецией

– Речь идет о ее близких, и она имеет все права быть сведущей об их судьбе, ты не находишь? – с недовольством спросил Витторио.

– Мне это прекрасно известно, друг мой. Однако я не владею достоверной информацией, чтобы шокировать ее такими вестями.

– Объясни мне еще одно, – в голосе лекаря чувствовалась откровенная ирония, – ты изменил прическу в связи с чем?

Адриано раскатисто захохотал.

– Хочешь сказать, что я похож на кокетливую женщину, желающую воспроизвести впечатление внешностью?

Армази поддержал Адриано смешком.

– Нет, Витторио, я сменил прическу, отдавая дань сегодняшней моде.

Разумеется, он умолчал о том, что не хотел быть узнанным Каролиной с первой минуты их скорой встречи – ей знакомы его черты, и свое разоблачение он предпочел бы какое-то время скрывать. Эти события были бы поспешными на фоне уже свершившихся.

– Вот что я действительно ценю в тебе, Адриано, – промолвил с улыбкой Армази, – так это то, что ты всегда действуешь благоразумно, рассчитав свои шаги на несколько миль вперед. Это помогает тебе избежать некоторых ошибок. Полагаю, и в случае с Каролиной тебе виднее, как поступить.... что бы я тебе ни говорил.

Однако прежде присущая Фоскарини ответственность на этот раз вызвала в лекаре разочарование. Витторио невероятно сердился, что несносный Адриано наведывался к своей гостье лишь изредка. Тем более, что, приходя в сознание, Каролина задавала вопросы, на которые ни Лаура, ни Розалия, дочь Витторио, не знали даже предположительных ответов. От объяснений женщин спасало лишь то, что несчастная продолжала находиться в полусознательном состоянии и большую часть времени спала. Изможденность болезнью была тому виной.

Она слабо открыла глаза, ощутив ноющую боль в плече, столь часто ее беспокоившую. Молочная пелена постепенно сошла с глаз, позволяя расплывчатым предметам в неведомых ей покоях преобразиться в мебель орехового цвета. Истошная головная боль превращала малейшие движения в пытку, предоставляя Каролине возможность лишь водить глазами по углам отведенной ей комнаты. Чужая обстановка, нездоровое состояние и очередной круговорот мыслей в голове заставили ее сердце тревожно забиться.

Приказав своему разуму совладать с собой, она все же попыталась осмотреться. По скромному интерьеру синьорина рассудила, что хозяин этих владений, вероятнее всего, бедный дворянин. Но, невзирая на то, что мебель и убранство покоев лишены роскоши, вокруг царила поразительная чистота.

Надобно узнать, кто этот любезнейший человек, приютивший ее. Хотя… очевидно, что эти вопросы, создавшие в ее голове хаос, она уже задавала. Причем, не исключено, что именно здесь. Правда, ответы не сумели сохраниться в памяти, и по этой причине она ощущала себя еще более беспомощной.

Сейчас, когда сознание к ней вернулось полностью, синьорина помнила лишь то, что все это время ее окружали незнакомые люди с расплывчатыми, словно в тумане, силуэтами. Но эти «силуэты» обходились с ней весьма почтительно.

Из распахнутого настежь окна в комнату буквально врывался влажный воздух, и Каролине захотелось вдохнуть полной грудью долетавшие до нее «обрывки» свежести. Сделав попытку подняться, она впервые ощутила свое бессилие: все, что ей удалось, это перевернуться набок. Эта неудача стала причиной для паники: синьорина понимала, что больна, но ощущение, что ее тело и вовсе парализовано, вызвало набежавшие на глаза слезы, – слезы неимоверного страха и отчаяния.

В этот самый момент в комнату, крадучись, вошла Розалия. В руках у нее была кадка с теплой водой и мазями для раны Каролины.

– Синьорина! – девушка радостно и взволнованно всплеснула руками, незамедлительно бросившись к Каролине. – Папа! – тут же окликнула она лекаря.

Миловидная брюнетка лет пятнадцати помогла Каролине приподняться и присесть, облокотившись на подушки.

– Милая, вам еще нельзя подниматься, вы слишком слабы, – произнесла Розалия и увидела на измученных глазах Каролины слезы. – Ну что вы, синьорина, – ласково продолжала она, – все прекрасно, вы живы и уже поправляетесь! Просто сейчас немного обессилели от болезни.

Но Каролина словно не слышала утешений девчушки – она лишь ужасалась тому, что собственное тело оказалось неподвластным ей. Ей хотелось что-то ответить Розе, но уста больной лишь впустую ловили воздух. Это совершенно выбило из колеи синьорину, и она зарыдала навзрыд.

В эту минуту вошел Витторио Армази и, только увидев чудного старичка с взъерошенным седым чубом и невероятно добрыми глазами, Каролина немного успокоилась. Он был невысокого роста, плотного телосложения, но не полный. На его губах светилась радостная улыбка, а серые глаза довольно прищурились. Безусловно, его замечательное настроение объяснялось долгожданным выздоровлением гостьи.

– А вот и лекарь Армази! – радостно воскликнула Розалия и всплеснула руками.

Витторио присел на край ложа и, не оборачиваясь к дочери, заботливо промолвил: