Обрученные Венецией

Каролина забавлялась наблюдением замешательства и ревности в глазах Маргариты. Но она сохраняла внешнее спокойствие, хоть и продолжала испепелять взглядом куртизанку.

– Начнем с того, что дама благородных кровей не обязана отчитываться перед куртизанкой, – ответила спокойно Каролина и прошла мимо Маргариты, всеми своими движениями показывая свое раскованное и довольно домашнее поведение в этих стенах. – Более того, женщинам вашего ремесла не позволительно рассекать воды Большого канала и уж тем более посещать палаццо знатных персон. Вам необходимо знать свое место, милочка.

Эти слова вызвали в карих глазах Маргариты дьявольские искорки, которые готовы были сыпаться, сжигая вокруг себя все возможное.

– Не вам судить о моем поведении, – скривившись в презрительной гримасе, отрезала она.

– Вы слишком развязны для куртизанки, – Каролина ответила ей буквально королевским тоном, не терпящим возражения и отпора.

– А вы для гостьи чересчур властно себя ведете!

– Откуда же вам знать, кем я прихожусь сенатору на самом деле?

Многозначительность тона Каролины привела куртизанку в ступор.

– Передайте сенатору, что я заходила, – не оборачиваясь, промолвила Маргарита, поспешно покидая дворец.

– Несомненно, первым делом сообщу, – в голосе Каролины ощущалось не присущее ей прежде ехидство.

Но, к великому сожалению, словесная дуэль женщин на этой ноте закончилась, и на прощанье Каролина лишь смогла лицезреть, как за окном мелькнуло пестрое платье Маргариты.

– Урсула, что здесь делала эта особа? – спросила задумчиво Каролина все еще молчавшую горничную, которая поразилась и в то же время восхитилась поведением госпожи.

Урсула молчала, в растерянности глядя на синьорину, словно не знала с чего начать, но настолько наигранно показывала себя несведущей, что Каролине это не понравилось. Ведь служанки всегда оказываются в курсе всех событий, происходящих в доме и в жизни господ, у которых они работают, и наверняка Урсула не упустила ни одной детали из развития отношений куртизанки и сенатора Фоскарини.

– Ну, как вам сказать, синьорина… – горничная деликатно сомкнула губы, пытаясь показать неубедительные намерения что-то скрыть.

– Говори так, как есть, – спокойно, но нетерпеливо произнесла Каролина.

– У сенатора очень близкие отношения с этой куртизанкой, – быстро, но тихо произнесла Урсула, будто делилась с Каролиной сокровенной тайной. – Они часто встречаются… Вы сами, вероятно, знаете, как мужчины проводят время с такими блудными девицами. Сдается мне, она по уши влюблена в сенатора. Но для него она – пустышка. К чему мужчине его положения такой вот диамант из помойки? А она преследует его, словно конвой. Вообще-то мерзкая особа, – произнесла шепотом Урсула. – Когда приходит сюда и таращится на меня своими ведьмовскими глазищами, мне сдается, что она пронзает мое тело копьем.

Каролина как-то бесцельно посмотрела в окно, за которым не так давно мелькнуло платье куртизанки. В том, что Маргарита влюблена в сенатора, сомнений не оставалось, но Каролину почему-то поглотила доля некой зависти к этой особе. Что за дивные чувства? Потому, что эта куртизанка смогла добиться какой-то близости с Адриано? Или по той причине, что обладает хоть и незначительной, но свободой? И теперь, распаленная сведениями от Урсулы, Каролина еще сильнее возжелала заслужить полное доверие Адриано и приблизиться к нему своим трепещущим сердцем.

"…отныне все пойдет по-другому"

Свыкнувшись со своим новым положением, невольницей которого она случайно оказалась, Каролина довольно быстро освоилась в Венеции и через пару недель свободно прогуливалась по городу без сопровождения. Уж тем более, что общество порядком поднадоевшей ей Урсулы не всегда было ей приятным. Иной раз, умирая со скуки от однообразия, она самовольно отправлялась прогуляться на гондоле, и, посмотрев на суматоху венецианцев, немного успокаивала ноющее одиночество. Хотя стражник сенатора все же плелся позади нее, но отвязаться от него ей не удавалось – тот оказался слишком верным своему господину.

Каролине казалось чрезвычайно неудобным отсутствие в Венеции лошадей, которых здесь гораздо успешнее заменяли гондолы, но привыкнуть к постоянному плаванию ей было очень тяжело. Сухопутное передвижение жителей лагуны являлось возможным лишь благодаря большому количеству мостиков в некоторых районах, однако порой их череда обрывалась, и путешествие на гондоле оказывалось неизбежным.

Нахлынувшая в последние дни хандра бесчувственно лишала синьорину привычного ее сердцу ощущения жизнелюбия. Должно быть, унылое одиночество и неизвестность будущего являлись тому виной.