Обрученные Венецией

Эти слова вызвали в душе Каролины шквал страшных и невнятных догадок. Она знала наверняка, что первое – пустые сплетни… тогда как второе предположение вполне может оказаться правдой! Ее тело содрогнулось от застрявшего внутри разочарования, так и норовящего в любой момент взорваться очередным приступом истерии. И только Бог видел, как она всеми силами пыталась совладать с собой. Каролину вновь оттолкнул от Паломы какой-то прохожий и, словно безумная, она бросилась через всю площадь в сторону Гранда.

Боже Всевышний… а ведь сейчас все и сходится… Ее слепили застилавшие глаза слезы, и она, точно слепой котенок, бежала на ощупь. Вот как Адриано Фоскарини оказался в тот вечер у берегов Генуи… Разумеется! Выдумал историю о колоссальном совпадении… Он не просто принимал участие в сражениях… он ведь и стал союзником-убийцей ее матери и отца… Ее же похитил, чтобы теперь завладеть титулом… и вместе с тем обрести власть в Генуе. Проклятая венецианско-генуэзская война! Все увязывалось в ее голове, как казалось, в логическую цепочку. Несносный венецианец! Бесчувственный мерзавец… Ее людей продают на площади этой несносной республики, где зло кишит, как в самой преисподней… Каролине чудилось, что вокруг нее вся Венеция покрылась черным покрывалом предательства, алчности и тщеславия. «Теперь все сходится… – тихо твердила она. – Все сходится…».

Ее сердце просто разъедал неистовый гнев и жажда возмездия… Она ощущала готовность броситься на сенатора и исцарапать его лицо своими коготками. Нет, заколоть кинжалом, висящим на его поясе… Ох, может ли душу человека съедать что-то кощунственней, чем само лицемерие? Очевидно, лишь жажда мести!

Сверкающие на ее красивом лице слезы заставляли прохожих с жалостью оборачиваться ей вслед. Но она бежала, бежала, бежала, не обращая внимания на сочувствующие взоры окружающих ее людей. Буквально налету прыгнув с мола в гондолу, Каролина гневно приказала гондольеру:

– К палаццо Фоскарини! Живо!

Сводившие ее с ума мысли, одна за другой сменявшие друг друга, вызывали желание исчезнуть, и, словно от безысходности, она спрятала лицо в ладошках, всей душой желая раскрыть глаза и увидеть себя на другом краю земли… Если он, этот край существует.

Он, подлец Фоскарини, наверняка все знал о ее родителях, но бездушно лгал все это время. Он знал, что они убиты… что их больше нет… их нет… И к девушке вдруг пришло озарение, повлекшее за собой секундную паузу и поток отчаянных рыданий. Господи Всевышний, неужто… неужто матушка Патрисия и герцог Лоренцо в ином мире?! И Каролина больше не сможет насладиться их присутствием… никогда! Она уже не вытирала слезы с лица – она даже не ощущала их, ибо ее тело будто онемело от страданий, боль от которых смешалась с нарастающим вихрем гнева в ее мятежном сердце.

Внезапно в ее памяти всплыла картина со свадьбы Изольды, когда она услышала беседу двух знатных мужчин. О Боже, ведь тогда и шла речь о восстании крестьян… и, если хорошенько вспомнить… подумать… собраться с мыслями… Ведь тогда ей удалось услышать, что крестьян должна была поддержать «а рмия вражеского государства». Ей вспомнились касания мужчины, которого она увидела тогда в темноте. Неужто это был Адриано?!

Каролина сошла с гондолы и бросилась в палаццо сенатора Фоскарини. В доме стояла привычная тишина, очевидно, слуги были увлечены домашней работой.

Синьорина метнулась в его кабинет, который случайно оказался открытым. У нее не было времени думать о последствиях своих действий – обида и отчаяние правили ею. Она бросилась к оружейному шкафу. Дернув за ручку неподдающейся дверцы, она вспомнила, что у отца та закрывалась на маленький ключик, лежавший в его письменном столе. И удивительно, что сенатор также хранил их в этом же месте.

Ее трясущиеся от волнения руки нервно теребили ключи на связке, каждым из них пытаясь попасть в замочную скважину. Наконец та щелкнула, и даже не глядя, Каролина схватила первое, что попалось ей под руку, – аркебузу, стрелявшую короткими стрелами, которую Каролине приходилось прежде видеть у герцога. Внезапный звук шагов позади синьорины заставил ее резко обернуться.

– Как прекрасно, что вы уже вернулись, Каролина! – до нее донеслись слова усмехающегося голоса.

Адриано уже давно пребывал в предвкушении ее возвращения во дворец. Но следы отчаяния и боли на ее лице заставили сенатора изумленно застыть буквально в трех шагах от невидимого глазу шквала ярости, кружащего вокруг ее тела. Наряду с неведомой ему прежде ненавистью в потускневшем небесно-голубом взоре из ее глаз прямо ему в душу устремился луч презрения, решительно коснувшийся его сердца и оставивший на его краешке болезненный ожог.