Кричащую откровенность полукруглого декольте Каролина таинственно скрыла под густым серебристым гипюром, что нельзя было назвать вульгарным, скорее изысканным.
Волосы Каролина потребовала собрать на макушке и лишь несколько локонов спустить ей на плечи, чтобы они естественно падали и «летели» при ходьбе, развеваясь по плечам. Она уже давно отметила про себя бледность венецианских дам: в этой державе к косметике имели доступ лишь куртизанки. Но Каролина проявила наглую инициативу и слегка, крайне естественно, попросила наложить легкие румяна, а губы подвести кармином.
Палома, осмотревшая свою госпожу с ног до головы, тихонько прослезилась, стараясь отвести взгляд, дабы не рассердить ее. Наверняка облик синьорины несколько вопиющий, как для христианского общества, приветствующего безликих женщин, облаченных в скрывающие их красоту наряды, сумеет раздразнить самолюбие венецианских аристократок. Однако саму Каролину это мало занимало, и она буквально светилась, излучая вокруг себя ореол радостного ликования: результат превзошел все ее ожидания. «Прелестно… просто великолепно…» – шепот прислуги синьорина слышала, воспаряя в небеса от счастья.
– Чего же можно ждать, когда вы сами будете невестой? – со слезами на глазах причитала Палома. – Видели бы герцог с герцогиней…
Женщина тут же зашлась плачем, и Каролина недовольно нахмурилась и, не желая портить себе настроение, намеревалась отправиться в гостиную, где с нетерпением ее ожидал Адриано.
А сенатор не находил себе места. Это и замечала Урсула, старавшаяся обхаживать его, как могла. Но он лишь с недовольством отзывался на ее предложения чего-то выпить или же чего-то съесть. Все это было невероятно неуместным и пустым в сравнении с тем, что он замышлял на сегодняшний вечер.
– Урсула, ты отправила приглашения семье Армази, как я велел? – спросил Адриано сухим и подавленным голосом.
– Да, ваша милость, – покорно склонила голову перед ним служанка.
– Вы все приготовили к вечеру?
– Да, ваша милость.
– Не забудьте направить гондолу с носильщиками, чтобы встретить Матильду.
– Да, ваша мило…
Последние буквы Урсула проглотила и ошеломленно посмотрела на дверь, в которой появилась блистающая Каролина. Адриано обернулся и замер, переводя дух: возможность лицезреть эту женщину вызывала в нем легкое замешательство. Его уста расплылись в восторженной улыбке, и на какой-то момент он задержал дыхание, рассматривая великолепие своей возлюбленной.
Разве он сомневался в том, что она будет неповторимой сегодня? Отнюдь! Но разве мог он предположить, что ее великолепие превзойдет все его ожидания?
Адриано жадно поглощал взглядом каждый дюйм ее прелестнейшего облика… О, как она аккуратно ступала… нет… плавно плыла навстречу к нему, пронзая своим голубоглазым взглядом и окрыляя этой дивной улыбкой! Она безукоризненна! Она прелестна! Она божественна!
Оглушительный грохот собственного сердца помешал Адриано озвучить сиюминутный комплимент, и, глубоко вздохнув, подавляя в себе бурный поток восторга, он сделал шаг навстречу любимой, чтобы подать ей руку.
– Сдается мне, сегодня я – покорный слуга самой императрицы. – Наконец она дождалась его восторга и ощутила щекотливое касание его губ к своим нежным трепещущим пальчикам.
Его слова разбудили в глазах Каролины огонек восхищения.
– Я польщена, – только и смогла прошептать она.
Как и прежде, в подобном романтическом образе она и впрямь перевоплощалась в наследницу королевских кровей, держащую себя достойно и величественно, изредка несколько жеманничая, но в остальном всем своим видом выставляя напоказ осознание своего роскошного образа.
Каролина взяла под руку Адриано и, больше не решившись произнести ни слова, они прошли к выходу. Парадная гондола, ожидавшая их у подножия палаццо, имела довольно пышный вид: с украшениями из цветов, дорогих тканей и бархатных подушек. Балдахин из бордового вельвета, битый парчой и золотистыми нитками, накрывал лодку, придавая ей богатой изысканности.
И только оказавшись напротив прелестной Каролины, Адриано осмелился поднять на нее свой полный робкого восхищения взгляд. Ее глаза, отражавшие в себе насыщенный цвет атласа, облачавшего ее стройный стан, сегодня казались и вовсе бездонными, словно бесчинствующая гладь Адриатики. Растерянность взора и взволнованное дыхание полуоткрытых алых губ лишь раскрывали преувеличение значимости этого вечера в душе юной синьорины. Ей нетерпелось предстать перед венецианским обществом, и Адриано понимал это. Однако все это ему казалось никчемным в сравнении с тем, какие изменения могут настигнуть этим вечером их отношения.
– Немногим позже я поведаю обо всех знатных венецианцах, приглашенных на свадьбу, – пожелал ее подбодрить Адриано, однако нашел свой голос крайне неуверенным и смолк.