Обрученные Венецией

В одном синьорина вела себя несколько своевольно, но в чем отказать себе просто не могла – так это в чтении. Она знала, что требованиям духовенства и знати к воспитанию женщин в Венеции отдавалось еще больше внимания, нежели в Генуе, поэтому на чтении и образованности прекрасной половины республики стояло жесткое вето. Но Каролина оправдывала себя тем, что она не венецианка, и считала себя вправе игнорировать требования республики, которые вполне могут остаться в тайне.

Тяжесть на сердце Каролины не растворялась ни в читаемых книгах, ни в общении с доктором Армази, ни в прогулках по имению Фоскарини, имевшему выход и на задний двор, где располагался небольшой сад и цветочная плантация. Каролина знала, что в Венеции, в силу ее «плавающего» проекта, даже небольшая горстка земли с деревьями и растительностью стоила очень дорого. Поэтому она сделала вывод, что сенатор Фоскарини обладает неисчисляемым богатством.

Услышав восторженные крики и шум, доносящиеся с улицы, девушка отвлеклась от чтения книги, позаимствованной в библиотеке сенатора, и с любопытством посмотрела в сторону распахнутого настежь окна. Последующий за этим радостный возглас Урсулы, донесшийся из коридоров палаццо, заставил синьорину вскочить с кресла и броситься к окну, дабы устремить свой взор на происходящее за пределами палаццо.

Водную гладь Гранда[10] рассекали несколько гондол парадного убранства. Первая из них, самая величественная и огромная, обитая золотом и дорогими тканями, бесспорно, принадлежала венецианскому дожу. Под управлением двенадцати гребцов, это плавательное средство разительно отличалось от прочих невероятно роскошным видом, и в нем правитель Венеции торжественно восседал, словно на троне. Затем следовали не менее изысканные гондолы прочих венецианских патрициев, среди которых Каролина и принялась разыскивать Адриано Фоскарини, однако ее внимание растерялось среди такого множества людей.

И пока синьорина всматривалась вдаль, к молу Фоскарин и причалила долгожданная гондола сенатора. И в толпе приветствующих венецианцев и летящих в сторону аристократии цветов и лент, плавно падающих на темно-синюю поверхность Большого канала, она, наконец, распознала Его. Внутри нее нечто трепе тало и безудержно вырывалось наружу. Ее дыхание на мгновенье замерло, когда ступивший на берег сенатор, бросил беглый взор на распахнутые окна своей гостьи, выходившие со второго этажа прямо на Большой канал. Боясь, что он заметит ее, Каролина спряталась за бархатную бежевую портьеру, продолжая наблюдать за сенатором с превеликой осторожностью.

Ощущая себя неспособной совладать со своими чувствами в терпеливом ожидании его приглашения через прислугу, Каролина посмотрелась в зеркало с намерением сию минуту спуститься навстречу Адриано Фоскарини. Пощипав себя за щечки, она заменила бледноватый цвет лица эдаким натуральным румянцем, а уста подвела светлым кармином. С привычной для ее пылкого нрава опрометчивостью Каролина бросилась к дверям, совершенно забыв о своем состоянии, но резкая боль в плече, которая до сих пор мучила девушку, тут же напомнила ей об осторожности.

– Нельзя же терять чувство собственного достоинства! – словно воспитывая себя, буркнула Каролина под нос и, гордо выпрямив осанку, сдержанно направилась в вестибюль.

Он разговаривал с Урсулой, стараясь сосредоточить свой взор на ней и не подавать признаков своего волнения, но шорох позади него со стороны широкой лестницы, ведущей на второй этаж, заставил сенатора резко обернуться. Каролина старалась спускаться гордо и спокойно, однако ноющая боль в плече не позволяла ей держать осанку. Приложив руку к ране, скрытой желтым платьем, расшитым серым орнаментом, купленным для нее Урсулой, Каролина с нескрываемым смущением устремилась куда-то в сторону, не глядя на взволнованного сенатора, буквально поглощающего взглядом ее блистательную красоту. Удивительно быстро ее настигло дивное волнение, и она даже побоялась, что ее голос слабо вздрогнет во время приветствия.

Обуздав и свои весьма противоречивые чувства, Адриано решительно направился к ней и ощутил, как дрогнула его сильная рука, на которую оперлась маленькая женская ручка. Почувствовав прикосновение ее нежной кожи, сенатор с недоумением для себя задержал в себе вдох и устремил свой страстно-обжигающий взгляд в ее ликующие топазными бликами глазки.

Каролина уже и забыла, насколько сенатор красив и мужественен. И сейчас она поняла, что помнила лишь его очертания: лишенная твердости сознания память не позволила ей запечатлеть его прекрасный образ в своих представлениях. И сейчас к ней вернулось убеждение, что более симпатичного мужчину, в котором мужественные черты лица так сочетались с крепким телом, она никогда не видела. Короткие смоляные волосы Адриано Фоскарини слегка завивались и придавали некий шарм его глубокому взгляду страстных карих глаз с блеском такой горячей гордости в них. Ей не хотелось отводить от него взгляд, но дабы Адриано не почувствовал себя неловко, она опустила глаза и как-то монотонно произнесла: