Обрыв

А еще я не хотела углубляться в то, что он на самом деле родной сын моего мужа… представлять себе ту женщину, с которой он спал. И пусть они потом расстались, но это были долгие отношения. Отношения, от которых родился ребенок. Оправиться от такого удара непросто. Да, все это было до меня. И ретроактивная ревность — это глупо, но представлять, что кто-то родил твоему любимому человеку ребенка — больно и вызывает самые противоречивые чувства. Но мне сейчас было не до них. Я эгоистично хотела выправить все документы и уехать за Максимом. Это стало навязчивой идеей фикс, убеждением, что я смогу. Каким-то спасательным кругом, за который я уцепилась и надеялась, что не утону в пучине отчаяния и неизвестности.

Только я очень сильно ошибалась и даже не предполагала, что этот малыш станет для меня намного большим, чем просто средством достижения цели. Я тогда переступила порог квартиры, сжимая в руках большого плюшевого медведя, не зная, что дарят маленьким семилетним мальчикам. Жанна провела меня в гостиную. Няней оказалась женщина лет тридцати, не особо приятная. Она мне сразу не понравилась. Я почему-то думала, что если долгое время работаешь с ребенком вот так, как она, то, наверное, успеваешь привязаться к нему или полюбить, но я этой любви не заметила.

Она привела ко мне Яшу, держа за руку. Он не вырывался, не проявлял никаких эмоций по отношению к ней, как и она по отношению к нему. Может быть, я придираюсь, может, так и должно быть. Только у меня неожиданно болезненно сжалось сердце, когда я увидела вот это обоюдное равнодушие. Может, со стороны ребенка оно и могло быть уместным, но никак не со стороны взрослого человека. Жанна подвела мальчика ко мне.

— Яша, это тетя…

— Не тетя, — оборвала ее я, — Даша. Меня зовут Даша, и я пришла к тебе в гости. Давай знакомиться.

Мальчик молчал, только поднял на меня невероятно огромные синие глаза. И у меня кольнуло где-то в груди. Остро кольнуло так, что я даже вздрогнула. Он так невыносимо похож на Максима. Как две капли воды. Те же черные волосы, тот же упрямый взгляд, та же линия капризных полных губ. Маленькое повторение. Я пыталась отыскать в его лице другие черты, но их не было. Может, где-то что-то неуловимое, если бы знала мать… А так я видела перед собой Максима, и от этого сходства мурашки ползли по коже. И все мысли о том, что он чужой, о том, что от другой женщины, и это всего лишь способ вернуть моего мужа, куда-то улетучились. А ведь и я себя заставила сюда идти. Я тоже не хотела иметь с этим ребенком ничего общего и, скорее всего, не имела бы… а может быть, и сама не рассказала о нем Максиму. И от этих мыслей не по себе стало. Стыдно. Очень и очень стыдно. Особенно, когда смотришь в глаза самой невинности и понимаешь, насколько человек способен на подлость, а еще страшнее — на равнодушие.

— Ты любишь плюшевых медведей?

Я протянула ему игрушку, он взял, сдавил пузо медведя тонкими пальцами и продолжил все так же смотреть на меня. Без эмоций. Совершенно отрешенно. Принимая мое внимание как должное, но абсолютно ему не нужное. Даже в этом похож на своего отца… А ведь маленький такой. Не может быть ему все равно. Эмоции скрывать научился.

— Ты уже в школе учишься? — спросила и опустилась перед ним на корточки, чтоб глаза в глаза смотреть. Так удобней, так не возвышаешься над ребенком горой и не давишь его своим превосходством.

— Нет, не учится. — ответила за него Жанна. — Учителя домой приходят, к школе не готов пока. Есть некоторые проблемы. Психолог говорит, что у ребенка проблемы с развитием и вообще ему надо в спецучреждение, он нервный, неусидчивый, с расстройством…

— Мне это не интересно, — я ее перебила, — особенно здесь и сейчас.

Повернулась к мальчику и увидела, как вспыхнули синие глазки. Понравилось, видать, как я ответила нянечке его. Ведьма. Да, малыш, я тоже заметила, какая она ведьма.

— Ничего. Догонишь и пойдешь в школу.

Потом решила не тянуть кота за хвост, не притворяться и не ходить вокруг да около.

— Тебе рассказывали, что у тебя сестричка есть?

Синие озера удивленно округлились.

— Да-да, есть маленькая сестричка. Ее зовут Тая.

Он даже оживился, и пальцы, сжимающие мишку за пузо, начали шевелиться.

— И папа есть. Настоящий. Правда, он сейчас уехал по работе и не знает, что я тебя нашла для него и хочу привезти к нам домой.

Сказала, и у самой сердце сжалось — равнодушие из его глаз пропало, они стали такими бездонными, полными надежды и тоски. И я себя вспомнила… как надеялась, что мать и отец приедут за мной в интернат. Что когда-нибудь у меня семья появится, что пить оба бросят, одумаются, заберут домой.

— А ты? Ты моя мама?

Это была та секунда, когда я забыла, зачем пришла сюда, зачем вообще решила забрать этого мальчика. Он, словно, ударил меня прямо в сердце, расколол его на части и забрал себе кусок. Вот так молниеносно всего лишь парой слов.

— Я же тебе рассказывала, что твоя мама умерла, Яша.