Мария получила письмо. Может быть, оно было послано из другой части света: там деревья похожи на большие цветы, там в домах нет стен, а только крыша, там озёра ласковы, а у летних людей легкий шаг и неожиданное прикосновение, там все звери напоминают оленей и с каждым может случиться что-нибудь внезапное и прекрасное; там в дверь может постучаться незнакомый и на реке показаться лодка, а в ней тот, кого сердце узнает, прежде чем увидят глаза.
И вот тот неизвестный, которого она ждала всю жизнь, ей писал.
«Ждите меня, – писал он ей, – я к Вам приду».
4
Когда Каракулову исполнилось семнадцать лет, его мать позаботилась о нем. Каракулов поступил приказчиком в лавку Игнатьева «Бакалея и другие товары».
Среди здешних продуктов, пахнувших селедкой и керосином, стоял он, легкий и лесной, пропахший ветвями и рекой. И словно он отпускал веселье, а не товары, словно свой смех развешивал людям, будто он давал сдачи своим здоровьем – люди уходили от него помолодевшими, смеющимися, будто выкупались в весенней реке.
Быстрой рукой он бросал на весы селедок, сахар и сушки. В его легкой руке товары теряли свою тяжесть. И кое-кто из недоверчивых покупателей, проверявших дома правильность игнатьевских весов, находили у себя лишнюю селедку, кусок сахара или другой довесок. Ясно, что Каракулов был вор, обвешивал хозяина. Он мог обвесить и их, а может, он был невеждой и не умел считать.
Эти люди пришли к Игнатьеву и сказали:
– Мы честные. А так как мы честные, то мы просим, чтоб ты прогнал вора.
– Где вор? – спросил Игнатьев. Он пил чай.
– Вон стоит! – показали они на Каракулова. – На тебя смотрит, нам подвешивает и смеется.
Игнатьев исполнил их просьбу.
Уходя, Каракулов подмигнул хозяину и рассмеялся.
– Вор вора видит издалека, – сказал он.
Он поманил к себе пальцем покупателей и сказал таинственно:
– Сволочи! – сказал он. – Нет, не так. Сволочи – и то по сравнению с вами люди.
– А мы кто ж? – спросили покупатели.
– Кто вас знает? С виду вы двуногие, а ничему не удивляетесь.
– А ты кто нам? Чего тебе надо?
– Мать моя вырастила меня возле вас. Вина не моя. Я вам сосед.
– А что ты хотел сделать, подбрасывая нам лишнюю селедку? Хозяина обмануть?
– Вас удивить хотел да обрадовать.
– Дурак! – сказали покупатели.
– Слова у вас не соленые. Скучно мне с вами! – сказал Каракулов и пошел в лес.
И вот случилось так, что в городе не стало плохих известий. И те, кто никогда не получали писем, стали получать, и даже Мария – и та получила письмо.
Не было такого дома, проходя мимо которого почтальон не остановился бы, не рассмеялся и не рассказал чего-нибудь, отчего стало людям смешно и они почувствовали себя умнее и вспомнили, что где-то есть другие города и страны и даже на далеких звездах – и то, может быть, есть люди, и везде, где есть люди, должны быть и деревья, травы, небо, детство и дома, отраженные в реке.
– А у вас, дорогие соседи, было ли когда детство? – говорил почтальон. – Вы хотя и живете возле пихтового леса, у горы Прекрасной с прохладным озером на верхушке, но всего этого вы не замечаете, с утра до вечера занятые заботой, нуждой и семейными делами. И ни в словах ваших, ни в делах ваших, ни в желаниях нету соли. По ночам вам снится счастье. Неженатым снятся жены, женатым сундуки снятся. Глупым снится каша, богатым снятся страхи. И те из вас довольны, которым не снится ничего.
Проходя мимо старых людей, у которых потускневшие глаза, глаза, не видящие красок, он останавливался, чтоб рассказать им то, что он видел, когда шел по лесной тропе.
Утром он видел, как проснулась река в тумане. В реке было солнце, прохладное, лесное. И окуни возле камней вильнули хвостом по воде.
Он видел двух уток, севших на озеро. Утки плыли покачиваясь. И он подумал: если бы он был уткой, каким бы он видел мир? Мир был бы прозрачным, синим, утренним, как это озеро в камышах.
Он видел сохатого, остановившегося возле реки. На минуту он как бы сам стал сохатым и увидел тонкие ветви елей, дым над горой, над домами проснувшихся людей, дома людей, похожие на своих хозяев, почти живые, и человека, бежавшего по траве. Человек этот был он сам.
Проходя мимо кедров, он останавливался.