Общественные блага, перераспределение и поиск ренты

Начнем с внешней политики: Соединенные Штаты только что выиграли незначительную войну, но теперь им приходится иметь дело с партизанами. Нас сейчас также не любит интеллектуальное сообщество практически во всем мире. Можно было бы подумать, что у режима Саддама Хусейна вообще не будет защитников, но, хотя никто, кроме его министра дезинформации и нескольких коррумпированных министров, не защищал этот режим, есть немало людей, утверждающих, что у него не было оружия массового поражения. Так как уничтожение этого оружия было одним из доводов американского правительства в пользу уничтожения Саддама, даже те, кто не любят его и рады его поимке, критически настроены по отношению к американской политике.

Подозреваю, что все это – отражение латентных антиамериканских настроений многих европейских интеллектуалов в сочетании с антибушевскими настроениями многих американских интеллектуалов. Но теперь у них есть оправдание более сильной неприязни. С таким складом ума практически ничего невозможно сделать, тем не менее он не выглядит слишком опасным. «Палки и камни могут сломать мне кости, но слова никогда не причинят мне вреда».

Пока у стран, которые столь резко возражают против наших действий в Ираке, нет фактически никакой военной силы, мы можем вообще не обращать на это внимания. Было бы неплохо, если бы мы нравились им больше, а сами они помогали нам, направляя больше войск для борьбы с партизанами. Но маловероятно, что мы можем достичь какой-либо из этих целей.

Партизаны, конечно, представляют проблему. Фактически предшествующую террористическую кампанию можно рассматривать как начальный этап партизанской войны. К сожалению, у меня нет предложений относительно того, что можно добавить к тому, что мы уже сейчас делаем. Тем не менее нам не следует ожидать высокой степени эффективности в этом вопросе^[30].

Я уже ссылался на книгу Бута «Дикие войны мирного времени» (Boot 2002). Большая часть ее посвящена борьбе с партизанами, которую вела морская пехота. В целом такая борьба заканчивалась успешно, хотя мы и несли потери. Это похоже на сегодняшнюю ситуацию в Ираке, за исключением того, что морских пехотинцев раньше действовало гораздо меньше и, следовательно, их реже убивали. Если бы мы проявили терпение, мы могли бы ожидать такого же результата, но я не уверен, что оно у нас будет.

Слово «ассасин» («убийца») происходит от названия мусульманской секты, использовавшей в качестве своего главного инструмента убийство, как для распространения своей особой мусульманской ереси, так и для обретения значительной власти на Ближнем Востоке. Ее расцвет почти совпал по времени с крестовыми походами, но никакой серьезной опасности для крестоносцев она не представляла. В своей «Истории крестовых походов» де Жуанвиль (De Joinville 1963; де Жуанвиль 2008) отмечал, что убивать великих магистров орденов крестоносцев было бесполезно, потому что на смену убитому немедленно избирался новый. Великий враг крестоносцев Саладин, однако, платил ассасинам, шантажировавшим его. По-видимому, он ценил свою жизнь больше, чем великие магистры – свои. В конечном итоге секта была уничтожена монголами.

Гораздо позднее «Народная воля» в России вела долгую кампанию политических убийств, жертвами которой стали царь и многие чиновники. С политическим терроризмом удалось покончить только Столыпину, который ввел военные трибуналы и казни. Примерно в то же самое время группы анархистов, не связанных напрямую с Россией, совершили множество политических убийств и взрывов в Западной Европе. Среди их достижений на этом поприще значится небольшое столкновение в центре Лондона с немногочисленным отрядом британских военных. Наконец они попросту вымерли. Прояви мы терпение, то же самое произошло бы и с «Аль-Каидой». Мне бы хотелось иметь лучшее решение этой проблемы, но его у меня нет. Я призываю своих читателей попытаться найти ее решение, но, должен признаться, здесь я не слишком оптимистичен.

Если оставить в стороне эти печальные, но на самом деле малозначительные проблемы, то в настоящее время мир находится в неплохом состоянии. Мне самому, как интеллектуалу, особенно интересно наблюдать за тем, как меняются представления. Сегодня демократия и свободный рынок, по-видимому, получили широкое признание среди интеллектуалов.

В моей молодости все обстояло иначе. Когда я учился в Школе права при Чикагском университете, большинство моих интересовавшихся политикой однокурсников были социалистами. Все они были настроены продемократически, хотя диктатура в СССР и других социалистических странах как будто их не особенно беспокоила. Помню, как один из лидеров нашей группы в Школе права терпеливо объяснял мне, такому отсталому студенту, что плановая экономика неизбежно будет расти быстрее свободной рыночной экономики, потому что центральная группа, руководящая экономикой, обладает полной информацией о каждом ее уголке, в то время как при капитализме руководители владеют информацией только об одной ее части – своей собственной.