Общество Джейн Остен

Через минуту ему открыла пожилая миссис Бервик – ей уже было за семьдесят.

– Что-то случилось? – первым делом спросила она. Доктор давно привык к подобным вопросам, появляясь на пороге своих престарелых пациентов без приглашения.

– Нет-нет, все хорошо. Дома ли Адам?

– Что-то повез на ферму Уайардов.

Она пристально разглядывала его сквозь миниатюрные очки для чтения.

– Если он вам так нужен, можете зайти, когда он вернется к чаю.

– Миссис Бервик, вообще-то я пришел к вам. Могу я войти?

Натянув шаль на плечи, она посторонилась, давая ему пройти. В доме было всего четыре комнаты: гостиная, кухня и две спальни наверху. Доктор вспомнил большую ферму Бервиков в нескольких милях от города, где теперь едва сводили концы с концами Стоуны, и все беды, настигшие эти семьи за минувшие годы. Впервые он подумал о том, сколько иронии было в том, что Эви Стоун и Адам Бервик выросли в одном и том же доме, быть может, даже спали в одной и той же спальне, и оба стали частью общества Джейн Остен, несмотря на всю разницу в характерах, стремлениях и возрасте. Что бы сказал на это человек не с логическим, а магическим мышлением?

Мать Адама предложила ему сесть у камина, тянувшегося вдоль всей стены. Заняв кресло, он заметил, что рядом с ним на полу стопками сложены книги.

– Адам сам не свой с тех пор, как увлекся всей этой вашей литературной чепухой.

Доктор снисходительно улыбнулся. С годами он понял, что с женщинами вроде этой спорить по пустякам бессмысленно, а повод для предстоящего нелегкого разговора был куда важнее.

– Думаю, вы догадываетесь, зачем я здесь.

Она нахмурилась, не отвечая. Он понял, что она не уступит ни дюйма.

– Эдит… Миссис Бервик, пришло время обо всем рассказать Адаму. То, что случилось на прошлой неделе, может кардинально изменить вашу жизнь и жизнь вашего сына. Вы слышали о том, каким было завещание Джеймса Найта?

Она нервно сглотнула, сверля его взглядом.

– Слышала, конечно. При чем здесь мы с Адамом?

– Адам – настоящий наследник, – со всей твердостью произнес доктор Грей.

– Ничего подобного.

– Эдит, он лишится наследства, если вы не скажете ему об этом!

Доктор оглядел темную, тесную гостиную.

– Он станет хозяином усадьбы со всеми полями и конюшней и распорядится ими так, как сочтет нужным, но, зная вашего сына, думаю, что все будет как в старые добрые времена, когда в деревне кипела жизнь. Бог знает, что случится, когда имение достанется неизвестно кому.

– А что, есть кто-то еще?

Да, она явно знала обо всем.

– Есть один мистер Нетчбулл-Хьюгессен из Бирмингема. Пока мы с вами говорим, он с мисс Франсес обхаживает свои будущие владения. Мы оба знаем, что она не заслуживает отцовской мести.

Доктор Грей рисковал: он не знал, как она отреагирует на то, что он осуждал поступок старика Найта, на которого она когда-то работала.

– Я ничего ему не скажу. Вы меня не заставите. Вы давали клятву врача.

Грей тяжело вздохнул.

– Именно. Вот уже двадцать с лишним лет мы держим это в тайне. Январь 1919 года, верно? Это я никогда не забуду. Тогда я вернулся, чтобы помочь пожилому доктору Симпсону – с испанкой один бы он не справился.

– Я ничего ему не скажу, – повторила она, словно не слышала его слов.

– О ком вы заботитесь? О себе или своем сыне? Как врач, могу заверить вас в том, что он сумеет это пережить. Сейчас его окружают друзья, хорошие друзья, и мы будем заботиться о нем так же, как и вы все эти годы.

– Он больше всего на свете любил отца. Он этого не перенесет. Мне ли не знать?

Доктор Грей внимательно наблюдал за матерью Адама. Он прекрасно знал, как она мелочна, высокомерна и как радуется неудачам и бедам других. Как цинична. Она презирала саму себя, и это отражалось на всей ее жизни.

Грей никогда не любил ее. Она даже не догадывалась об этом – встретив ее на улице, он всегда любезно улыбался ей, приподнимая шляпу в знак уважения, молчал, как того требовала его профессия, когда в разговоре с ним она, брызжа ядом, не стеснялась поносить всех и вся – но доверяла ему. Ее острый, злой язык верно служил ей, пока она плела свои сети, жаждав хоть какой-то власти над жителями деревни. Никто не хотел с ней связываться, и оставалось только гадать, как это сказалось на здоровье ее несчастного сына.